тся, просто дрянь - сухой, не крепкий...
Но  что  теперь  делает  Тереза?  Она - белая;  Дамиан думает о черном
табаке, причем же тут белое лицо доны Терезы? Кто просил ее напоминать
о  себе?  Негр  Дамиан  приходит  в  ярость.  Женщины  всегда  во  все
вмешиваются,  всегда появляются там,  где их никто не просит. И к чему
понадобилось  Синьо  Бадаро  сегодня рассказывать обо всем этом брату?
Хоть бы,  по крайней мере,  отослал его и Вириато подальше.  Они  ведь
слышали с веранды весь разговор.
     "Как, по-твоему,  хорошо ли убивать людей?  Неужели ты ничего  не
чувствуешь здесь, внутри?"
     Негр Дамиан чувствует.  Раньше он никогда ничего не ощущал. Скажи
это не сам Синьо Бадаро,  а хотя бы даже Жука,  Дамиан, возможно, и не
обратил бы внимания.  Но Синьо Бадаро был  для  Дамиана  чем-то  вроде
бога.  Он почитал его больше колдуна Жеремиаса, заговорившего негра от
пуль и от укусов змеи.  И слова Синьо крепко запали в голову  Дамиана,
они  давят,  словно  тяжелая ноша,  ему на сердце.  Сейчас они вызвали
перед ним белое лицо доны Терезы,  поджидающей мужа, повторяющей слова
Синьо   Бадаро  и  монаха.  Дона  Тереза,  как  и  монах,  была  почти
иностранкой. Только голос монаха был проникнут гневом, он предсказывал
всякие ужасы, а голос доны Терезы был нежен, как музыка.
     Дамиан уже не думал больше о табаке.  Он  думал  о  доне  Терезе,
поджидающей Фирмо на супружеском ложе,  о белом теле,  которое ожидает
мужа.  У нее доброе лицо. Однажды она поднесла кашасы негру Дамиану...
И  перекинулась  с  ним  несколькими  словами...  о  том,  как  сильно
припекало солнце в тот день.  Да,  она хорошая женщина, такая простая.
Ведь   она   могла   бы   и   не   разговаривать  с  негром  Дамианом,
негром-убийцей. У нее своя плантация какао, она могла бы держаться так
же гордо,  как и другие. Но она поднесла ему кашасы и поговорила с ним
о палящем солнце.  Она не побоялась  его,  как  многие...  Как  многие
женщины,   которые,   едва   завидев  приближающегося  негра  Дамиана,
прятались в дом,  а к нему посылали своих мужей. Дамиан всегда смеялся
над их страхом; он даже гордился этим - значит, слава о нем разнеслась
по свету.  Но сегодня  Дамиан  впервые  подумал,  что  убегают  не  от
храброго негра, убегают от негра-убийцы...
     Негр-убийца... Он повторил эти слова тихо-тихо,  медленно,  и они
прозвучали трагически.  Монах сказал, что никто не имеет права убивать
своего ближнего,  что это смертный  грех,  за  который  расплачиваются
адом.  Дамиан не обратил тогда внимания на эти слова.  А сегодня Синьо
Бадаро сказал то же самое.  Негр-убийца...  А дона Тереза - добрая, на
редкость   красивая,  белая,  такой  другой  не  сыщешь  на  ближайших
фазендах...  Она,  видно,  любит своего мужа, коли отвергла ухаживания
Жуки Бадаро, богача, на которого женщины так и зарятся... А его, негра
Дамиана,  убийцу,  женщины  боятся...  Теперь   он   припомнил   много
подробностей:  женщины  исчезали  со  двора при его появлении;  другие
женщины со  страхом  смотрели  на  него  через  щели  оконных  жалюзи;
проститутка  в Феррадасе ни за что не захотела спать с ним,  хотя он и
показал ей  бумажку  в  десять  мильрейсов.  Она  не  сказала  почему,
придумала,  будто больна,  но на ее лице Домиан увидел страх. Тогда он
не придал этому значения,  улыбнулся своей широкой улыбкой и  пошел  к
другой  женщине.  Но  сейчас  воспоминание об этом больно отзывается у
него в душе,  и без того потрясенной в  этот  день.  Только  дона  Ана
относилась к нему хорошо,  она не боялась негра. Но дона Ана - храбрая
женщина, она из семьи Бадаро.
     И совсем его не боялись только дети:  они еще ничего не понимают,
не знают,  что он убийца,  который поджидает  в  засаде  людей,  чтобы
метким  выстрелом  отправлять  их на тот свет.  Он любил детей и лучше
управлялся  с  ними,  чем  со  взрослыми.  Ему  нравилось   играть   с
господскими  детьми  в их невинные игры,  и он с охотой исполнял любые
прихоти детей работников. Он хорошо ладил с ребятами... И вот внезапно
ему  в голову пришла ужасная мысль:  а что если дона Тереза беременна,
что если у нее во чреве ребенок?  У него не будет отца, отец его падет
от выстрела негра Дамиана... Дамиан сделал страшное усилие... Голова у
него была тяжелой,  как после большой попойки...  Нет,  дона Тереза не
беременна,  он  ее  хорошо разглядел в тот день,  когда они обменялись
парой слов на пороге дома Фирмо.  У нее не было заметно  живота.  Нет,
нет,  она не была беременна.  Да,  но ведь это было полгода назад, кто
знает,  что с нею сейчас?  Возможно, она собирается стать матерью... И
ребенок родится без отца,  а когда подрастет, узнает, что отец его пал
на дороге в лунную ночь, сраженный пулей негра Дамиана. И он воспылает
ненавистью  к  негру,  он  будет не похож на остальных ребят,  которые
приходят играть с Дамианом,  карабкаются ему на спину  -  они  еще  не
могут  забираться даже на самого смирного осла...  Ее ребенок не будет
есть плодов жакейры,  сорванных негром Дамианом, не будет есть золотых
бананов,  которые  негр  приносит  из зарослей.  Он будет с ненавистью
смотреть на негра,  потому что Дамиан в его  глазах  всегда  останется
убийцей отца...
     Негр Дамиан чувствует какую-то странную,  непонятную тоску.  Луна
освещает его,  но с дороги негра не видно, жакейра скрывает его; ружье
приставлено к стволу.  Другие отмечали зарубкой на ложе ружья  каждого
убитого  человека.  Он  же  никогда  этого не делал:  не хотел портить
оружие.  Он любил свое ружье, и оно всегда висело над дощатым топчаном
без  матраца,  на  котором спал негр.  Иногда ночью Синьо Бадаро нужно
б