голоса и голос Жеремиаса,  поющий на старом форте
вечную свою песню.  Не услышат они только  голос  Руфино,  потому  что
Руфино  убил  себя  из-за изменщицы-мулатки.  Увидят они,  как плывут,
грозно разрезая гребни волн,  акулы,  залюбуются прекрасными  волосами
Иеманжи,  хозяйки  всех  морей  и всех парусов.  И Гума нежно проведет
рукой по борту верного своего бота.  Они ведь  будут  так  скучать  по
всему этому там, в городе... Нет, "Крылатый" не перейдет в чужие руки,
он  по-прежнему  останется  с  ними.  А  "Смелого"  они   тоже   будут
вспоминать...  Мысль  о том,  что сын воспитывается в городе,  что его
ждет хорошее будущее,  утешит их  сердца,  и  принесенная  ими  жертва
покажется  менее  тяжкой.  Но  все-таки  будут  они тосковать,  ужасно
тосковать по морю,  так,  как тоскуют только по родному существу.  Ибо
нет  человека,  который родился бы или долго прожил на море и не любил
бы его всем сердцем и всею кровью.  Любовь эта  бывает  полна  горечи.
Бывает полна страха и даже ненависти.  Но не может быть равнодушной. И
потому ей нельзя изменить и невозможно забыть ее. Ибо море - это друг,
ласковый друг.  И, быть может, море - это и есть те самые земли Айока,
что для моряков становятся родиной.

ЗЕМЛИ АЙОКА

     Роза Палмейрао больше не носила ножа за поясом и  не  прятала  на
груди  кинжал.  Известие,  посланное  ей  Гумой,  догнало ее где-то на
севере,  в какой-то жалкой каморке,  за которую она не платила, потому
что владелец боялся ее.  Когда незнакомый матрос разыскал ее и сказал:
"Гума просил передать,  что твой внук уже родился", - она вытащила нож
из-за пояса и вынула кинжал,  спрятанный на груди. Правда, до того как
делать это,  она еще раз воспользовалась ими,  чтоб  "добыть  Обратный
билет".
     Ливия приняла ее как друга, с которым давно не видались.
     - Этот дом - ваш.
     Роза опустила голову,  крепко прижала к  груди  ребенка,  который
вначале испугался, потом с усилием улыбнулась:
     - Гума - парень везучий.
     Малыш спросил:   раз  это  бабушка,  так,  значит,  жена  дедушки
Франсиско?  Тогда Роза заплакала.  Теперь ей уже можно  было  плакать,
ведь  у  нее  не  было ножа за поясом и кинжала на груди...  Она стала
носить скромное платье и по целым часам просиживала у порога с  внуком
на руках.
     Иногда вечерами слыхала она,  как  поют  на  пристани  АВС  о  ее
подвигах,  и слушала,  зачарованная,  словно пели не о ней, а о ком-то
другом.  Только море посылает своим  сынам  и  дочерям  подобные  дары
смирения, только море...

     Впервые пришлось Гуме везти контрабандный груз в разгар бури.  Но
он видел, что Ливия не очень встревожилась (в последнее время она была
спокойна,  ведь ждать осталось так недолго), и вышел из дому в хорошем
настроении.  Туфик ждал его на борту,  и на сей раз,  кроме Аддада,  с
ними  отправлялся  еще  один  молодой  араб.  Это был Антонио,  сын Ф.
Мурада,  студент и литератор,  которому любопытно было взглянуть,  как
перевозят контрабандные товары.
     Тучи сгущались  на  небе,  ветер  бешено  рвал  паруса.   Большой
корабль,  поджидавший  их  далеко  в море,  был едва различим с палубы
бота. Туфик сказал:
     - Вы находите, что будет буря?
     - Еще какая...
     Араб повернулся к сыну Ф. Мурада:
     - Лучше б вы шли домой, сеу Антонио,
     - Оставьте, пожалуйста. Так даже интереснее. Картина полнее. - Он
обернулся к Гуме: - Вы думаете, есть опасность, капитан?
     - Всегда есть опасность.
     - Тем лучше
     Судно отчалило. Но не дошли еще и до волнолома, как хлынул дождь.
Гума с трудом спустил  паруса,  и  стали  ждать  сигнала  с  парохода.
Приблизились с трудом,  орудуя веслами. Туфик нервничал. Аддад плотней
завязал кашне вокруг шеи.  Антонио насвистывал,  бравируя равнодушием,
которого   в   действительности  не  испытывал.  Парусник  причалил  к
пароходу,  тюки шелка начали совершать свой обычный путь.  Но  грузить
было трудно,  волны набегали частые и сильные, дождь падал яростный, и
судно то подымалось,  то опускалось,  относимое в сторону от  корабля.
Наконец  закончили  погрузку.  Гума  развернул бот на бушующих волнах,
прошли за волноломом, поплыли в направлении Санто-Антонио.
     Дикий ветер  толкал  их  куда  хотел.  Не  было в море ни единого
суденышка, только лодка, приставшая у самого старого форта, не решаясь
двинуться дальше. Ветер гнал "Крылатого" прочь с намеченного пути, бот
был перегружен до крайности,  маневриров