тер.  Он  пошел  с
нею.  Другие пили там, внутри, но глаза всех были устремлены наружу, в
грозную ночь.
     На пристани   собирались   группами  люди,  переговариваясь.  Над
огромными  океанскими  пароходами,  стоящими  в  отдалении  на  якоре,
бороздили небо подъемные краны.
     Ливия тоже осталась на милости ветра.  Старый Франсиско подошел к
одной  из  беседующих  групп  узнать,  нет ли новостей.  Ливия слышала
обрывки разговора:
     - .. надо быть настоящим мужчиной...
     - ...этот ветерочек похуже любой бури...
     Она ждала долго. Быть может, и получаса не прошло. Но для нее это
было долго.  Парус,  показавшийся  вдали,  не  принадлежал  "Смелому".
Кажется,  это шхуна шкипера Мануэла.  Она неслась с бешеной быстротой,
человек за рулем сгибался в три погибели, готовясь к трудному маневру,
чтоб  остановить  судно.  Мария  Клара  низко  склонилась  над чем-то,
распростертым на юте.  Длинные ее волосы разлетались по  ветру.  Ливия
поправила   шаль,   соскользнувшую   с   плеч,   взглянула  на  людей,
спускающихся на покрытую мокрой  грязью  пристань,  и  ринулась  туда.
Парусник  с трудом причалил,  Мария Клара склонялась над распростертым
на палубе человеком.  И  еще  до  того  как  шкипер  Мануэл  произнес:
"Смелый" затонул",  - она уже знала, что это Гума лежит там, на палубе
"Вечного скитальца",  и что это над ним склонилась Мария Клара.  Ливия
двинулась к краю причала,  шатаясь как пьяная. Потом, вскрикнув, упала
в лужу грязи, отделявшую ее от шхуны шкипера Мануэла.

СЫН

     Послали за доктором Родриго.  У Гумы была рана на голове от удара
об острые рифы, на которые наткнулся "Смелый". Но когда доктор пришел,
ему пришлось  сначала  оказать  помощь  Ливии,  которая  из-за  испуга
разрешилась  от бремени на несколько дней раньше.  И малыш уже плакал,
когда Гума смог наконец подняться с забинтованной головой и  рукой  на
перевязи.  Он долго смотрел на сына. Мария Клара находила, что ребенок
- весь в отца.
     - Ни прибавить, ни убавить: Гума - и все тут.
     Ливия улыбалась устало,  доктор Родриго велел  всем  оставить  ее
одну,  чтоб  отдохнула.  Шкипер  Мануэл  пошел  домой,  но Мария Клара
осталась с Ливией до прихода тетки.  Старый  Франсиско  отправился  за
нею,  по  дороге  сообщая счастливую новость всем знакомым.  Оставшись
наедине с Ливией, Мария Клара сказала:
     - Ты сегодня заработала сына и мужа.
     - Расскажи, как все было.
     - Не сейчас,  тебе надо отдохнуть.  После ты все узнаешь.  Ветер,
надо сказать, был уж так свиреп...
     Гума задумчиво  ходил  взад-вперед  по  комнате.  Теперь  у  него
родился сын,  а  "Смелого"  больше  нет.  Чтоб  заработать  на  жизнь,
придется наняться на баржу. Нет у него теперь парусника, чтоб оставить
в наследство сыну,  когда он сам отправится к землям Айока.  Теперь он
будет продавать труд своих рук,  не будет у него больше своего паруса,
своего руля.  Это было наказание,  думал Гума.  За то,  что он  предал
Руфино,  предал Ливию.  Это было наказание. Ветер упал на него, бросил
на рифы.  Если б не Мануэл,  подоспевший в ту минуту,  как Гума упал в
воду и ударился головой о камни, не видать бы ему собственного сына.
     Родственники Ливии пришли.  Обняли Гуму,  старый Франсиско им все
рассказал   дорогою.   Приблизились   к  постели  Ливии.  Мария  Клара
простилась,  обещав заглянуть позднее.  Предупредила,  что Ливия спит,
доктор  не  велел будить.  Тетка села возле постели,  но дядя вышел из
комнаты, решив поговорить с Гумой.
     - Шлюп совсем пропал?
     - Затонул. Доброе было судно...
     - А чем вы теперь намерены заняться?
     - Сам не знаю... Наймусь лодочником или в доки.
     Он был грустен:  не было больше "Смелого", нечего было оставить в
наследство сыну.  Тогда дядя Ливии предложил ему работать с ним.  Гума
мог  бы  переехать  в  верхний  город,  помогать  в лавке,  постепенно
осваиваться. Дядя собирался расширить дело.
     - Я  уже  говорил  об этом с Ливией.  Думал,  вы продадите шлюп и
внесете свой пай.  Но теперь никакого  пая  не  надо,  просто  давайте
работать вместе.
     Гума не ответил.  Тяжело было ему покинуть  море,  признать  себя
побежденным.  Да и не хотелось оказаться в долгу у дяди Ливии.  Старик
надеялся, что племянница сделает удачную партию, чтоб иметь компаньона
в деле, открыть впоследствии большой магазин. Он был против ее брака с
Гумой.  Потом  примирился  и  стал  думать  о  Гуме  как  о  возможном
компаньоне.  Теперь все его честолюбивые планы провалились, и лавка на
ближайшее время так,  видимо,  лавкой и  останется,  да  еще  придется
извлекать из нее на пропитание Гумы и его семьи. Старик ждал ответа.
     Дверь отворилась, и вошел старый Франсиско. На руке его виднелась
новая  татуировка  -  он  велел написать имя "Смелого" рядом со своими
четырьмя  затонувшими  шхунами,  которые  звались  "Гром",   "Утренняя
звезда",  "Лагуна",  "Ураган".  Теперь к ним присоединился и "Смелый".
Старик с гордостью показал новую татуировку,  вынул  изо  рта  трубку,
положил на стол и обратился к Гуме:
     - Что ты намереваешься делать?
     - Стать лавочником.