|
ждала его у окошка:
- Пропал совсем...
- Я уезжал. Табак возил.
- Твоя жена уж думала, что ты ее бросил...
Гума неловко засмеялся.
- А я думала, ты испугался...
- Испугался чего?
- Меня.
- Не пойму отчего.
- А ты уже забыл, как однажды меня обидел? - Мощные груди сильнее
обнажились в вырезе платья.
- Там посмотрим...
- Что посмотрим-то?
Но Гума снова бежал. Еще мгновенье - и он вошел бы к ней и даже
не дал бы открыть дверь в комнату, тут же, на пороге, все бы и
произошло.
Ливия ждала его:
- Как ты задержался. Почти неделю ехал до Марагожипе и обратно.
- Ты думала, я сбежал?
- С ума сошел...
- Так мне сообщили.
- Кто ж это выдумал?
- Эсмералда сказала.
- А ты теперь раньше, чем идти домой, заводишь беседу с соседкой,
а?
Хуже всего, что в голосе ее не было ни капли гнева. Только
грусть. И вдруг он, сам не зная почему, принялся горячо защищать
Эсмералду:
- Она шутила. Мы поздоровались, она так ласково о тебе говорила.
Похоже, что она тебе настоящий друг. Это радует меня, потому что я
очень люблю Руфино.
- Зато она его ни вот столечко не любит.
- Я заметил... - мрачно отозвался Гума. (Теперь он уже не помнил,
что Эсмералда была почти что его любовницей. Он сердился на нее за то,
что она не отвечает на чувство Руфино.) - Я заметил. Когда Руфино
поймет это, случится что-нибудь страшное...
- Не надо говорить дурно о людях... - сказал старый Франсиско,
входя в комнату. Он пришел пьяный, что случалось редко, и привел к
обеду Филаделфио. Он встретил "доктора" в "Звездном маяке" без гроша в
кармане и, пропив с ним вместе то немногое, что было у него самого,
привел обедать.
- Найдется паек еще на одного? Едок-то что надо.
Филаделфио пожал руку Гуме:
- Что ни дашь, подойдет. Так что успокойся и воды в огонь, то
бишь в бобы, не подливай. - И сам охотно засмеялся своей шутке. Другие
тоже засмеялись.
Ливия подала обед. Вечная жареная рыба и бобы с сушеным мясом. За
обедом Филаделфио рассказал историю с письмом, которое писал Ливии по
поручению Гумы, и о ссоре из-за раковины и ларца. И спросил Ливию:
- Правда, ларец лучше?
Она приняла сторону Гумы:
- Раковина красивей, я нахожу...
Гума был смущен. Ливия не знала раньше, что письмо он писал в
сотрудничестве с "доктором". Филаделфио настаивал:
- Но ведь ларец золотой. Ты видала когда-нибудь золотой ларец?
Когда старики ушли, Гума принялся объяснять Ливии историю с
письмом.
Она бросилась ему на шею.
- Молчи, негодный. Ты никогда не любил меня...
Он схватил ее на руки и понес в комнату. Она запротестовала:
- После обеда нельзя.
Однако в полночь Ливии стало очень плохо. Что-то с ней вдруг
сделалось, ее тошнило, казалось, она сейчас умрет. Попробовала вызвать
рвоту, не удалось. Каталась по кровати, ей не хватало воздуху, живот
весь болел.
- Неужто я рожу раньше времени?
Гума совсем потерял голову. Опрометью бросился вон, разбудил
Эсмералду (Руфино был в отъезде) сильными ударами в дверь. Она
спросила, кто стучится.
- Гума.
Она мигом отворила, схватила его за руку, стараясь затащить в
дом.
- Ливия умирает, Эсмералда. С ней делается что-то ужасное. Она
умирает.
- Что ты! - Эсмералда уже вошла в комнату. - Сейчас иду. Только
переоденусь.
- Побудь с ней, я пойду за доктором Родриго.
- Иди спокойно, я побуду.
Заворачивая за угол, он еще видел, как Эсмералда быстро шлепала
по грязи к его дому.
Доктор Родриго, одеваясь, попросил рассказать подробнее, что
произошло. Потом утешил:
- Наверно, ничего серьезного... Во время беременности такие вещи
бывают...
Гуме удалось разыскать старого Франсиско, бросившего якорь за
столиком "Звездного маяка" и попивавшего винцо с Филаделфио,
рассказывая свои истории оказавшимся рядом морякам. В углу слепой
музыкант играл на гитаре. Гума разбудил Франсиско от сладкого
опьянения.
- Ливия умирает.
Старый Франсиско вылупил глаза и хотел бежать немедля домой. Гума
удержал его:
- Нет, доктор уже пошел туда. Вы отправьтесь в верхний город и
позовите ее дядю с теткой. Скорей пойдите.
- Я хотел бы видеть ее. - Голос у старого Франсиско пресекся.
- Доктор говорит, что, может быть, обойдется.
Старый Франсиско вышел. Гума направился домой. Шел со страхом. То
пускался бегом, то замедлял шаг, в ужасе думая, что, может, она уже
умерла и сын с нею вместе. Вошел в дом крадучись, как вор. Дверь
комнаты была прио
|
|