цы в карман грязной жилетки,
засмеялся довольным, тоненьким смешком:
     - Пойдем  отметим...  -  Потом  вспомнил:  -  Если  б ты в письме
написал "ларец", она б уж давно согласилась...
     И опрокинул  стаканчик  в "Звездном маяке" за здоровье Гумы и его
суженой.  Впрочем,  за их здоровье выпила вся таверна.  Некоторые были
уже  женаты,  другие  собирались  жениться.  Большинству,  однако,  не
хватало духу принести женщину в жертву своей моряцкой жизни.

     Ливия посетила дону Дулсе.  Дядя с теткой уже помирились с ней  и
даже пришли повидаться.  Принесли приданое,  и все начали готовиться к
празднику.  Старый Франсиско совершенно влюбился в Ливию.  Он был  так
счастлив,  что казалось,  будто это он сам женится, а не племянник. На
пристани только и разговоров было, что о свадьбе Гумы, которая в конце
концов  и  состоялась в один из субботних дней,  сначала в Гражданском
управлении,  куда пошло мало людей (Руфино был посаженым отцом и  чуть
ли   не   полчаса  старательно  выводил  свою  подпись  под  свадебным
контрактом),  потом в  церкви  Монте-Серрат,  полной  цветов.  Тут  уж
собрался весь портовый люд, пришедший взглянуть на Гуму и его невесту.
Все нашли,  что хороша.  Многие глядели на Гуму с завистью.  В  уголке
собралась компания молодых парней. Там переговаривались:
     - Счастливец: пригоженькая... Сам бы женился, коли б мог...
     Кругом смеялись:
     - Эх, брат, уж поздно...
     Кто-то сказал:
     - Тебе  надо  только  немножко  подождать...  Когда  она   вдовой
останется...
     Никто больше не смеялся. Только какой-то старый моряк укоризненно
махнул рукой в сторону парней:
     - Такие вещи не говорятся...
     Сказавший горькие слова сконфуженно опустил голову, а его недавно
женившийся товарищ почувствовал, как по спине пробежал холодок, словно
вдруг подул свирепый ветер с юга.
     Ливия была сегодня такая милая, нарядная, и Гума улыбался, сам не
зная чему.  Холодный июньский вечер опускался над городом.  Набережная
была уже освещена. Все спустились вниз по холму.
     Вечер был  сырой и туманный.  Люди кутались в плащи,  дождь падал
тонкий,  колющий.  На кораблях,  несмотря на ранний еще час,  зажглись
огни.  Шхуны  со спущенными парусами тыкались мачтами в серо-свинцовое
небо...  Воды моря  словно  остановились  этим  сырым  вечером,  когда
праздновали свадьбу Гумы.  Старый Франсиско дорогою рассказывал Руфино
историю своей собственной женитьбы,  и  негр,  уже  немного  навеселе,
слушал,   отпуская   время  от  времени  соленые  шуточки.  Филаделфио
обдумывал речь,  какую вскоре  произнесет  за  праздничным  столом,  и
заранее  предвкушал  успех.  Дождь падал на свадебную процессию,  в то
время  как  колокола  церкви  Монте-Серрат  возглашали  своим   звоном
пришествие ночи.  Песок прибрежья был изрыт лужами, и какой-то корабль
тихо и печально отплывал от пристани в буро-свинцовую тьму...
     Замыкали процессию дона Дулсе и доктор Родриго.  Она все говорила
ему что-то,  и шли они,  взявшись за руки,  словно  жених  и  невеста,
только  спина  у  невесты  немножко  уж  сгорбилась  и  глаза с трудом
различали дорогу,  несмотря на очки.  А  жених  все  больше  молчал  и
попыхивал трубкой.
     - Маленький Мундиньо умер... - сказал он.
     - Бедная мать...
     - Я сделал все,  что мог.  Спасти его было невозможно.  Здесь, во
всяком   случае.   Отсутствие   самой   примитивной  гигиены,  никаких
условий...
     - Он ходил ко мне в школу. Хорошо учился. Он далеко бы пошел...
     - Ну, в школу-то он недолго бы ходил.
     - У этих людей нет возможности,  доктор.  Сыновья нужны им,  чтоб
помогать зарабатывать  на  хлеб.  А  многие  из  моих  учеников  такие
способные, понятливые... Гума, например...
     - Вы ведь много лет уже здесь, правда, дона Дулсе?
     Она слегка покраснела и отозвалась:
     - Да, давно. Грустно все это...
     Доктор Родриго  не  понял  как-то,  относились  ли эти слова к ее
собственной жизни или к жизни всех этих людей.  Она шла рядом  с  ним,
еще больше сгорбившись, и дождь серебрил ей волосы.
     - Иногда я думаю...  Могла  бы  я  уехать  отсюда,  найти  лучшее
место... Но мне жаль этих людей, они так привязаны ко мне. А мне между
тем нечего сказать им...
     - Как так?
     - К вам в дом никогда не приходили плакать женщины?  Не приходили
вдовы,  только  что  потерявшие  мужей?  Я  видела  много свадеб.  Шли
счастливые,  как сейчас Ливия...  А потом они же  приходят  плакать  о
мужьях, оставшихся в море. И мне нечего сказать им...
     - Недавно умер человек у  меня  в  кабинете,  если  только  можно
назвать это кабинетом...  Умер от раны в животе.  Все только о дочерях
говорил... Он был лодочник...
     - Нечего  мне