ей храбростью
заработал?  Даже отдых в аду не заработал.  Носится тут тенью да людей
пугает. Что заработал-то? Вдове пенсию дали только для виду... Сразу ж
и отняли... Храбрость одна и есть - помереть...
     - Но на корабле семьи с детьми...
     - У нас тоже семьи... Что заработаем-то?
     Сеньор Годофредо ответил уклончиво:
     - Вообще-то  компания  дает  двести мильрейсов человеку,  который
отважится...
     - Дешева жизнь человечья, а? - Шавьер сел и спросил водки.
     Роза Палмейрао громко рассмеялась:
     - На этом корабле твоя жена едет, Годофредо? Или зазноба твоя?
     - Молчи,  насмешница,  не  понимаешь,  что  ли,  что  на  корабле
полным-полно народу?
     В порту не любили сеньора Годофредо.  Начал он штурманом на одном
из  больших  кораблей  Баиянской компании,  дослужился неведомо как до
капитана.  Никогда он свое дело толком не  знал.  Зато  умел  всячески
притеснять матросов. После того как он чуть не потопил корабль у входа
в гавань Ильеуса,  компания устроила его на хорошее место  в  одну  из
своих  контор.  И  здесь он продолжал притеснять рыбаков,  лодочников,
грузчиков как только мог.
     - Полным-полно  народу.  А где все мужчины с пристани?  В прежние
времена не допустили бы, чтоб корабль так вот затерялся...
     - А все-таки есть на корабле кто-нибудь из вашей семьи?
     Годофредо взглянул в лицо Франсиско:
     - Я  знаю,  что  вы меня ненавидите...- Он улыбнулся.  - Я только
затем и прошу,  что там есть кто-то из моих, да? Но я и не прошу, нет.
Я предлагаю деньги. Двести мильрейсов тому, кто пойдет на это дело...
     Подошли еще  люди.  Годофредо  повторил  свое  предложение.   Они
глядели на него недоверчиво. Шавьер пил, сидя за столом.
     - Никто здесь не хочет идти на смерть,  сеньор Годофредо.  Пускай
англичанин сам управляется.
     Гума спросил:
     - Почему не пошлют буксир?
     Годофредо вздрогнул:
     - Должны  бы  послать,  конечно...  Но компания считает,  что это
слишком дорого обойдется?..  Я ищу храброго  человека.  Компания  дает
двести мильрейсов...
     Ветер хлопал дверью в "Звездном маяке". В первый раз услышали все
гудок корабля,  просящего о помощи.  Годофредо поднял руки (он казался
таким низеньким в этом широком пальто) и сказал почти ласково,  обводя
взглядом людей:
     - Я добавляю еще сто из своего кармана... И клянусь, я позабочусь
о человеке, который решится...
     Все глядели испуганно,  но никто не двинулся. Годофредо обернулся
к Розе Палмейрао:
     - Роза,  ты женщина,  но у тебя больше храбрости,  чем  у  любого
мужчины...  Слушай, Роза, двое моих сыновей на том корабле. Они ездили
в Ильеус, на каникулы... У тебя никогда не было детей, Роза?
     Франсиско шепнул на ухо Гуме:
     - Я ж сказал, что там у него кто-то свой...
     Годофредо умоляюще  протягивал  руки  к  Розе.  Он был так смешон
сейчас - маленький,  одетый в роскошное  пальто,  с  жалким  лицом,  с
дрожащим голосом.
     - Попроси их пойти,  Роза...  Даю  двести  мильрейсов  тому,  кто
пойдет...  Всю жизнь помнить буду...  Я знаю,  они не любят меня... Но
там мои дети...
     - Ваши дети? - Роза Палмейрао глядела за окно, в ночь.
     Годофредо подошел к одному из столиков.  Опустил голову  на  свои
холеные  руки.  Плечи  его  подымались и опускались.  Словно корабли в
море...
     - Он плачет... - сказал Мануэл.
     Роза Палмейрао  медленно  поднялась.  Но  Гума  уже  стоял  возле
Годофредо:
     - Ладно, я пойду...
     Старый Франсиско улыбнулся. Он взглянул на свою руку, где у локтя
были вытатуированы имя брата и названия  затонувших  шхун.  Оставалось
место для имени Гумы. Шавьер отставил свой стакан:
     - С ума сошел... Да и не поможешь...
     Гума вышел   навстречу   тьме.  Глаза  Розы  Палмейрао  светились
любовью. Годофредо протянул руки вслед Гуме:
     - Привези моих сыновей...
     Гума исчез во тьме ночи.  Поднял  паруса,  поставил  шлюп  против
ветра.  Еще  виднелись  вдали те,  что проводили его до причала.  Роза
Палмейрао и старый Франсиско махали ему вслед. Шавьер крикнул:
     - Привет Матери Вод...
     Шкипер Мануэл обернулся в гневе:
     - Никогда нельзя говорить человеку, что он идет на смерть...
     Он поднял глаза,  проследил тень шлюпа, удалявшегося по свинцовым
волнам:
     - Жаль. Он был еще ребенок...

     Звезды исчезли.  Луна и не всходила этой ночью,  и потому на море
не было песен и слов о любви.  Волны бежали, тесня друг