ника за  доброту и
честность. И только слова старого грузчика Жоана де Адана находят путь к его
сердцу. Но и он  знает так мало... Что у него есть? Могучие ручищи да зычный
голос,  который,  если  надо  устроить  очередную забастовку,  может звучать
ласково и дружелюбно...  Ясно одно: с Котом ему не по дороге, он не поедет в
Ильеус,  чтобы облапошивать полковников. Он сам еще  не знает, чего хочет, и
только это не дает ему покинуть старый пакгауз.
     А "капитаны" восторженными  воплями провожают Кота,  и тот, элегантный,
как  на  картинке,  поправляет  прическу, и на  пальце у  него  посверкивает
давным-давно украденный в трамвае перстень с камнем винно-красного цвета...
     Стоя  на причале,  Педро машет вслед уплывающему  Коту. Как  далеки они
друг от друга: оборванный паренек с беретом в руке -- и Кот, стоящий рядом с
Далвой в изящной, с иголочки кашемировой паре. Он кажется совсем взрослым. У
Педро на  душе смутно  и тревожно: хочется убежать куда-нибудь, подняться на
палубу  какого-нибудь  корабля или  вскочить  на  подножку вагона,  умчаться
неведомо куда...
     Но умчался не он, а Вертун. Однажды вечером полиция взяла его на  месте
преступления: он  вытряхивал из  какого-то коммерсанта его бумажник. Вертуна
приволокли  в полицию и  жестоко избили, потому что он покрыл  и  агентов, и
инспекторов отборной бранью, держась с вызывающим презрением, как и подобает
истинному сертанцу. Ему  было  всего  шестнадцать лет,  а потому,  продержав
недельку  за решеткой, его отпустили. Вертун вышел  на свободу. Он был почти
счастлив. В жизни  появилась  цель: убивать полицейских, -- чем больше,  тем
лучше.
     Несколько дней он просидел в пакгаузе, угрюмо размышляя о чем-то -- его
звали сертаны, вольная разбойная жизнь, -- а потом сказал Педро:
     -- Переберусь-ка я к "Индейцам Малокейро".
     В  Аракажу эта  шайка была  то  же, что "капитаны"  -- в Баии. Члены ее
ночевали под причалами, воровали на улицах, шарили по карманам. Инспектор по
делам   несовершеннолетних  Олимпио  Мендоса  был  человеком  добродушным  и
добросовестным: он  пытался разобраться в присылаемых ему делах, становясь в
тупик перед изобретательностью  и  отвагой мальчишек, которые заткнули бы за
пояс любого взрослого,  но понимал,  что решить эту проблему  невозможно. Он
рассказывал об их  приключениях писателям, он  даже любил  их, хоть и самому
себе не решился бы в этом сознаться, и горевал, потому что ничего не мог для
них сделать. Когда в шайке появлялся новичок, инспектор знал, что он приехал
из  Баии -- скорей  всего, на  тормозной площадке  последнего  вагона.  Если
кто-то исчезал из Аракажу,  инспектор знал, что "индеец" перебрался в Баию и
стал "капитаном".
     ...Ранним  утром на  станции  Калсада  свистнул паровоз,  прибывший  из
Сержипе. Никто не знал,  что поезд  этот  привез Вертуна: какое-то  время он
пробыл в Аракажу,  чтобы приметившая  его баиянская полиция забыла о нем,  и
вот теперь юркнул в вагон, груженный тяжелыми тюками. Вскоре поезд тронулся.
     Вертун  едет  по сертанам.  Возле глинобитных домиков возятся  женщины,
играют дети. Ковыряются  в земле полуголые  мужчины. По проселку, тянущемуся
вдоль  железнодорожного  полотна,  гонят гурты скота; покрикивают,  подгоняя
быков, пастухи-вакейро. На  станциях продают сласти. Вертун  жадно впитывает
краски  и  запахи   сертанов.   На  лотках  лежат   головки  сыра  и  плитки
тростникового  сахара-рападуры.  Снова перед его  глазами  -- картины  дикой
природы.  Он не забыл  этот край. Годы,  проведенные в городе, не  вытравили
любви к  этой убогой и  прекрасной земле. Вертун так и  не  стал горожанином
вроде Педро, Долдона, Кота, -- и в городской толчее остался он сертанцем, со
своим особым выговорам, со своим искусством подражать голосам зверей и птиц.
Всем и  каждому рассказывал  он о своем крестном -- о знаменитом  разбойнике
Лампиане.  Когда-то   у   них   с   матерью   был   свой  клочок  земли,   и
полковники-фазендейро опасались  связываться  с кумой грозного  бандита.  Но
потом Лампиан перекочевал в  штат Пернамбуко, и мать Вертуна лишилась своего
скудного достояния.  Она отправилась  в город за справедливостью, по  дороге
умерла, и Вертун, угрюмый и хмурый мальчишка, дошел до Баии один. Он попал в
шайку "капитанов", многому научился, многое познал и понял. Оказалось, что и
в городе хватает богатых подлецов, обирающих бедных, есть и бездомные, нищие
дети,  которых  преследуют  и  мучают  богачи...  На  лице  Вертуна   иногда
появлялась  улыбка, но  ненависти он не  разучился. Он  познакомился с падре
Жозе Педро и  понял,  почему Лампиан не обижал священников. Вертун  и раньше
восхищался Лампианом, а  после того,  как пожил  в  городе  и ненависть  его
окрепла, стал ему поклоняться. Он не сравнивал его даже с Педро Пулей.
     И вот он в сертанах.  Он вдыхает аромат сертанских цветов. Здесь каждая
птица, каждая травинка  дороги ему, любимы,  знакомы. У  порогов лежат тощие
псы. Старики похожи  на  индейских  касиков,  а негры носят  на  шее длинные
четки. Как  славно  пахнет  свежевыпеченным кукурузным  хлебом  и маниоковой
кашей! Исхудалые люди бьются на скудной земле, чтобы  получить гроши от тех,
кому эта земля  принадлежит. Только  каатинга  принадлежит  всем, --  всем и
никому.  Лампиан освободил ее, очистил ее, изгнал из  нее богачей, сделал ее
вотчиной   тех,   которые   сражаются   с  помещиками.  На  территории  пяти
сопредельных  штатов раскинулись  сертаны,  и всюду люди славят Лампиана  --
героя и освободителя. Пусть говорят про него, что он -- преступник, душегуб,
насильник, убийца, грабитель.  Вертун, так же  как все  обитатели  сертанов,
видит  в  нем  нового   Зумби  из  Палмареса,  освободителя,  вождя  нового,
невиданного воинства. Свобода  --  как  солнце, лучше свободы ничего  нет на
свете, и  за  свободу  сражается  Лампиан, во имя ее он  убивает,  насилует,
грабит.  Он  добивается  свободы  и  справедливости  для  жителей  сертанов,
раскинувшихся  на территории пяти  со