|
антацию сахарного
тростника, где работают содержащиеся в колонии дети. Педро так ослабел, что
едва удерживает в руках мачете. Надзиратели то и дело бьют его, но он не
произносит ни звука.
Вечером их строем ведут обратно. Педро пытается угадать, кто же
приносил ему сигареты. Они поднимаются по лестнице, входят в дортуар, не зря
помещающийся на третьем этаже: попробуй-ка спрыгнуть! Дверь за ними
запирается. Фаусто приказывает:
-- Грасса, молитву!
Краснолицый мальчик выходит вперед и начинает читать "Символ веры". Все
хором повторяют за ним слова молитвы и крестятся. Потом следует "Отче наш" и
"Богородице" -- голоса звучат громко и внятно, хотя все устали до смерти.
Наконец-то можно лечь... Кровать застелена грязным одеялом, белье -- одеяло
да наволочку на каменно твердой подушке -- здесь меняют раз в две недели.
Уже засыпая, Педро чувствует на плече чью-то руку.
-- Ты Педро Пуля?
-- Да.
-- Это я к тебе приходил тогда, передавал весточку...
Педро разглядывает его. На вид этому мулату лет десять.
-- Они еще наведывались?
-- Каждый Божий день. Все спрашивали, когда тебя выпустят из карцера.
-- Скажи им, что я -- на плантации.
-- Скажу.
-- Сколько же дней я там проторчал?
-- Восемь. Не каждый выдержит. Одного парня оттуда вынесли ногами
вперед...
Мальчик уходит. Педро не успел спросить, как его зовут. Он хочет сейчас
только одного -- спать. Но раздается какой-то шум, и из-за дощатой
перегородки появляется надзиратель Фаусто.
-- В чем дело?
В ответ -- молчание.
-- Встать! -- хлопает он в ладоши.
Обводит взглядом лица мальчишек:
-- Так. Никто, значит, не знает?
Молчание. Надзиратель, протирая глаза, обходит ряды кроватей. Стрелки
огромных часов на стене показывают десять.
-- Никто не желает говорить?
Молчание. Надзиратель скрипит зубами:
-- Будете час стоять столбом. До одиннадцати. Кто приляжет, пойдет в
карцер. Он как раз освободился...
Тишину прорезает детский голос:
-- Сеньор надзиратель...
Голос принадлежит маленькому, изжелта-бледному мальчику.
-- Ну, Энрике, говори.
-- Я знаю, почему был шум.
Все неотрывно смотрят на доносчика. Фаусто подбадривает его:
-- Говори, Энрике, выкладывай что знаешь.
-- Жеремиас, сеньор надзиратель, забрался в кровать к Берто. Они,
сеньор надзиратель, хотели заняться своими гадостями...
-- Жеремиас! Берто!
Названные выходят вперед.
-- К дверям! Стоять до двенадцати! Остальным -- спать! -- И Фаусто еще
раз оглядывает своих воспитанников. Когда надзиратель уходит к себе,
Жеремиас показывает Энрике кулак. Педро засыпает под оживленное жужжание
голосов.
Утром, в столовой, они пьют водянистый кофе, жуют черствые хлебцы.
Сосед по столу, понизив голос, спрашивает Педро:
-- Это ты -- вожак "капитанов"?
-- Я.
-- Видел в газете твою фотографию... Ты -- молодец! Но тебе крепко
досталось... -- Он сочувственно смотрит в исхудалое лицо Педро, проглатывает
кусок и продолжает: -- Надолго тут застрянешь?
-- Нет. Скоро смоюсь.
-- Я тоже. Я кое-что уже придумал... Возьмешь меня к себе?
-- Возьму.
-- А где ваша "норка"?
-- На Кампо-Гранде всегда найдешь кого-нибудь из наших, -- осторожно
отвечает Педро.
-- Думаешь, донесу? -- с обидой спрашивает тот.
Надзиратель Кампос хлопает в ладоши. Все встают и строем расходятся по
мастерским или на плантации.
Днем Педро замечает на дороге Безногого. Однако надзиратель тут же
прогоняет его.
Наказание. Это слово звучит в колонии чаще всех прочих. За малейшую
провинность мальчишек избивают, по каждому пустяку секут или запирают в
карцер. В душах воспитанников копится ненависть.
Подобравшись к краю плантации, он умудряется передать Безногому
записку, и на следующий день находит среди зарослей тростника моток веревки
-- тонкой, прочной, новенькой веревки. Наверно, кто-нибудь из друзей
подкинул ее ночью. В мотке Педро обнаруживает нож и кладет его в карман. Но
как пронести веревку в дортуар? Под рубаху не спрячешь -- сразу будет
заметно. Днем бежать невозможно: надзиратели караулят каждый шаг.
Внезапно начинается свалка. Жеремиас бросился на Фаусто с мачете. На
выручку тому,
|
|