гих складов, откуда  того и гляди смоет  прилив.  С той самой
ночи  почти  все "капитаны"  перебрались в заброшенный пакгауз и, под желтым
светом   луны,  разделили   компанию  крыс.   Перед   глазами   простирались
нескончаемые пески.  Вдалеке накатывало на  причалы море. Корабли входили  в
гавань  или  выходили в  открытое  море,  и  свет их сигнальных огней бил  в
полуоткрытую дверь.  Через дырявую крышу  виднелись усеянное звездами небо и
луна.
     Потом мальчишки стали хранить в  пакгаузе  свою добычу, и там появились
диковинные предметы. Впрочем,  на стороннего  наблюдателя еще более странное
впечатление произвели  бы эти  мальчишки всех цветов  и оттенков кожи,  всех
возрастов --  от девяти  до  шестнадцати лет, которые растягивались ночью на
деревянном полу или под причалом, не обращая никакого внимания ни на  ветер,
который  с  завыванием  носился вокруг  пакгауза, ни на дождь,  от  которого
вымокали  до  костей. Глаза  их  неотрывно  следили  за  сигнальными  огнями
кораблей, а уши чутко ловили звуки песен, долетавших с палуб...
     Там же  поселился и атаман их шайки -- Педро Пуля. Прозвище это получил
он с  самого раннего детства, лет  с  пяти,  а  сейчас ему уже пятнадцать, и
десять  из  них  он  бродяжничает.  Матери  своей он  не  знал,  отца  давно
застрелили. Педро остался на белом свете один, принялся изучать город, и нет
теперь  ни  улицы, ни  переулка,  ни  тупика,  нет такой  лавчонки, кабачка,
дощатой  палатки,  которая была  бы ему  неизвестна.  В  тот  год, когда  он
примкнул к  "капитанам"  (недавно  выстроенный  порт  привлек  к  себе  всех
бездомных баиянских детей),  верховодил  в шайке Раймундо, крепыш-кабокло1 с
кожей, отливавшей красным.
     1 Кабокло -- метис от брака индеанки и белого.

     С приходом  Педро  власть стала уплывать из рук  Раймундо.  Педро  Пуля
забил его по всем статьям: он был и деятельней  и сноровистей,  он умел  все
рассчитывать  наперед  и дать  каждому  дело по вкусу и силам, он  умел себя
поставить,  а в  голосе его и в выражении глаз было  что-то  такое,  что его
слушались  беспрекословно.  Настал день, когда Раймундо и Педро  схватились.
Раймундо, на свою беду, вытащил нож и  полоснул противника  по лицу, отметив
его до конца жизни рубцом на щеке. Педро был безоружен,  и потому  остальные
члены  шайки вмешались,  остановили драку и  стали  ждать реванша. Педро  не
замедлил  отомстить.  Однажды  вечером,  когда  Раймундо  собирался отлупить
негритенка Барандана, Педро заступился за него. Такой драки  песчаные отмели
еще  не видели.  Раймундо был старше годами,  выше  ростом, но Педро  Пуля с
развевающимися  белокурыми  волосами,  с  алым  шрамом,  горевшим  на  щеке,
превосходил его ловкостью. Раймундо потерял и власть  над шайкой, и песчаные
отмели. Через некоторое  время он нанялся  матросом на какое-то судно и ушел
плавать.
     Все единодушно признали нового атамана, и с тех самых пор покатились по
городу  слухи  о банде "капитанов" --  о бездомных мальчишках,  промышлявших
грабежом. Никто не  знал, сколько их  на  самом деле, а было их около сотни.
Человек  сорок,  а  может  и  больше,  постоянно  жили  в  полуразвалившемся
пакгаузе.
     Это  они, оборванные,  грязные, голодные  мальчишки, сыпавшие  отборной
руганью, смолившие подобранные на тротуарах окурки, были истинными хозяевами
города и его  поэтами: они знали его  в совершенстве,  они  любили  его всем
сердцем.

НОЧЬ "КАПИТАНОВ"

     Темная  ночь  неспешно надвигается на Байю со стороны  моря,  окутывает
тьмой старинный форт, рыбачьи баркасы, волнолом, вползает по крутым улочкам,
опускается на  колокольни  церквей.  Давно смолкли  колокола,  вызванивавшие
"богородице", --  уже  гораздо  больше шести.  Небо  все в  звездах, и  ночь
светла,  хотя луна  так и не  выглянула.  Пески, окружающие  черную  громаду
пакгауза, хранят следы босых  ног: "капитаны" в этот час собираются  вместе.
Над входом в портовую  таверну "Ворота в море" слабо мерцает,  грозя вот-вот
потухнуть, фонарь.  Холодный ветер дует навстречу,  швыряет в лицо пригоршни
песка, и Большой Жоан гнется под его порывами, точно мачта рыбачьей шаланды.
Ему всего тринадцать лет, а  он уже ростом выше всех остальных, и мускулы  у
него как железо. Четыре года носится он с шайкой по улицам Баии, четыре года
он волен как  ветер, никого не спрашивается, никому не  подчиняется. Большой
Жоан  не  бывал  в  домике на  вершине  холма  с  того  дня,  как его  отца,
великана-ломовика, на  узкой  улице задавил внезапно вылетевший  из-за  угла
грузовик.  Огромный таинственный город  простирался перед ним, и  негритенок
решил завоевать его, -- черный город, полный  церквей и храмов, город, почти
такой же  загадочный,  как море. И  Большой Жоан не вернулся домой. В девять
лет  стал  он членом  шайки,  -- в те  времена, когда  главарем  ее был  еще
Раймундо,  который рисковать не любил, и слава  ее была  еще  впереди. Очень
скоро Большой Жоан  сделался одним  из вожаков, и его  никогда  не  забывали
позвать на совет, где затевались и обдумывались новые  налеты, хотя особенно
острым  умом он  не  отличался: голова  болела  всякий раз,  как требовалось
поднапрячь мозги. Так же вспыхивали они,  если кто-нибудь в  его присутствии
обижал маленьких. Тело его  напрягалось, и он очертя голову бросался в любую
драку.  Но  его  побаивались,  потому  что  все  знали  его  силу.  Безногий
говаривал:
     -- Наш негр -- это помесь мула с кузнечным прессом.
     А  малолетки, которые, попав  в шайку, на первых  порах  робели, всегда
могли  рассчитывать на