жет быть, под ним текла кровь, хлынувшая из тела
отца? Стоит  ему только  слово  сказать -- и он  займет его место, и  станет
грузчиком, и будет таскать ящики  и кули, каждый килограммов по  шестьдесят.
Ох,  не даром достаются им деньги. Что ж, он тоже может устроить забастовку,
и сражаться  с полицией, и  умереть,  отстаивая права  своих товарищей.  Вот
тогда он и отомстит за отца.  (Педро довольно смутно представлял себе, о чем
идет  речь). Он  представил  себе  забастовку,  схватку  с  полицией; улыбка
появилась у него на губах, заиграла в глазах.
     Долдон, доедавший уже третий апельсин, вернул его к действительности:
     -- Ты о чем задумался? Больно давно все это было, братец.
     Старая негритянка ласково оглядела Педро:
     -- Вылитый отец. Только вот волосики кудрявые -- в мать. Если б не этот
рубец у тебя на щеке, похож был бы на Раймундо  как две капли воды. Красавец
был...
     Долдон приглушенно захихикал. Потом положил на лоток двести рейсов. Еще
раз покосившись на грудь негритянки, спросил:
     -- У тебя дочки нет, тетушка?
     -- А тебе на что знать, бесстыжие твои глаза?
     -- Я бы с ней  любовь  закрутил, --  расхохотался  в  ответ тот и ловко
уклонился, когда негритянка замахнулась на него туфлей.
     -- Нет у меня дочки, а и была бы -- тебе не по зубам, шалопут!
     -- Ты в Гантоис не собираешься? Там сегодня будет весело: и батида1,  и
фанданго. Сегодня ведь праздник в честь Омолу2, -- сообщила она чуть погодя.
     1 Батида -- танец негров Баии.
     2 Омолу -- богиня черной оспы.

     -- Пожрать, значит, дадут? И алуа3 будет?
     3 Алуа -- алкогольный напиток типа браги.

     -- Найдется... -- Она посмотрела на Педро. -- И ты приходи. Это ничего,
что  ты  кожей  бел. Омолу ведь  не только  негритянская  святая,  она  всем
беднякам помогает, всем.
     Когда она произнесла имя Омолу, богини черной оспы, Долдон поднял  руку
в ритуальном приветствии. Близился  вечер. Подошедший  к лотку мужчина купил
порцию кокады.  Вспыхнули фонари. Негритянка стала собираться домой.  Долдон
помог ей поднять на голову лоток. Леденчик, заметив вдалеке лодку  Богумила,
замахал руками.  Педро Пуля в последний раз поглядел на грузчиков, таскавших
кули  и мешки по  сходням. Широкие  спины, черные, коричневые и светлокожие,
блестели от пота. Мускулистые шеи были напружены под тяжестью клади. С шумом
вращались  стрелы  портальных  кранов.   Устроить  забастовку,  как  отец...
Сражаться за  справедливость... И  когда-нибудь старик,  вроде  Жоана, будет
рассказывать мальчишкам истории про  него, как рассказывают  сейчас  про его
отца. В наступившей темноте глаза его блестели особенно ярко.
     Они помогли Богумилу выгрузить улов.  Хороший улов, Иеманжа не подвела.
Рыботорговец с рынка купил все оптом.  После этого они вчетвером отправились
в ресторанчик, оттуда Леденчик пошел к падре Жозе  Педро, который по вечерам
учил его читать и писать. Он на минутку заглянул в пакгауз, чтобы прихватить
коробку  с перьями, украденными  утром  с  прилавка писчебумажного магазина.
Педро Пуля, Богумил  и Долдон  направились на  кандомбле в  Гантоис --  ведь
Богумил был оганом1, -- и навстречу им  вышла в  алых одеждах богиня Омолу и
приветствовала самых  обездоленных из своих сыновей прекрасным  песнопением.
Она  возвестила им,  что нищета скоро минет, что черная оспа станет поражать
отныне только  богатых,  бедняки же будут всегда сыты  и  счастливы. В ночи,
посвященной  богине  Омолу,  рокотали  барабаны-атабаке, и богиня  предрекла
пришествие  грозного  часа --  часа, когда бедняки отомстят  за  все  обиды.
Танцевали негритянки, веселились участники макумбы. Час отмщения близок.
     1 Оган -- жрец на ритуальной негритянской церемонии кандомбле.

     Долдон вместе  с Богумилом  остался  на террейро, и Педро  Пуля шел  по
городу один. Он  спускался по  крутым улочкам, которые вели в Нижний  Город,
так медленно, точно тащил на плечах невидимый груз,  и от тяжести этой плечи
его  сутулились. Он думал  об  услышанном  сегодня  на  причале, и  душа его
радовалась,  потому  что  отец  его  оказался  человеком мужественным и  так
надолго оставил по себе в порту добрую славу. Но старый грузчик Жоан говорил
еще и о правах докеров. Педро никогда прежде  не слыхал  об этом, а ведь  за
эти права  отец  его отдал  жизнь.  А потом,  на макумбе, облаченная в  алые
одежды  Омолу  сказала, что  близится  час,  когда бедняки  за все  отомстят
богатым.  И  все  это  легло на  сердце  Педро, легло  тяжелым  грузом,  как
шестидесятикилограммовый мешок на спину грузчика.
     Спустившись, он побрел по пляжу в сторону пакгауза: может быть, удастся
заснуть?  Какой-то  щенок рявкнул  на него, боясь,  как бы  проходящий  мимо
человек  не  отнял  у  него кость. Вдалеке мелькнул  чей-то силуэт. Кажется,
женщина.  Педро  встрепенулся, точно юный хищник, почуявший невдалеке самку,
и, прибавив шагу, стал нагонять спешившую фигуру. Песок  хрустел под ногами,
и вскоре женщина  поняла, что кто-то идет за ней следом. Когда она проходила
под  фонарными  столбами,  Педро  заметил, что это  негритяночка  не  старше
пятнадцати лет -- его сверстница. Но острые груди натягивали платье, а бедра
так и  ходили из стороны в сторону, так