жение  мое было  исполнено со  всею точностию,  но не с  той удачею,
каковую я ожидал. Пехота  тихо пробралась лощиною и, бросясь в село, вместо
пленных наших и слабого  их прикрытия попалась в средину хотя оплошного, но
сильного неприятельского  баталиона. Огонь  затрещал из окон  и по улице...
Герои! Они  опирались брат на брата и штыками  пробили себе путь к Бугскому
полку,  который подал  им  руку. В  пять минут  боя из  шестидесяти человек
тридцать пять легло на месте или было смертельно ранено.

Между тем  Чеченский с  Бугским полком совершенно  пресек путь атакованному
баталиону, который, ожидая подкрепления,  мнил до прибытия его удержаться в
селе  и усилил  огонь  по нас  из изб  и огородов.  Кипя мщением,  я вызвал
охотников зажечь избы, в  коих засел неприятель... Первыми на то отважились
оставшиеся  мои  двадцать  пять героев!  Избы  вспыхнули,  и более  двухсот
человек схватилось  пламенем. Поднялся  крик ужасный, но  было поздно! Видя
неминуемую гибель,  баталион стал выбегать из  села вроссыпь. Чеченский сие
приметил, ударил и взял  сто девятнадцать рядовых и одного капитана в плен.
Тогда баталион столпился, был  несколько раз атакован и отступил с честью к
двум вышеупомянутым баталионам, которые уже шли от церкви к нему на помощь.
Когда они показались, я, видя, что нам нечего с ними будет делать, приказал
понемногу отступать. Огонь, ими по нас производимый, причинил мало вреда, и
мы, подобрав наших раненых,  вскоре вышли из выстрелов. В это время один из
посланных  разъездов  к  стороне   Вязьмы  уведомил  меня  о  расположенном
артиллерийском парке версты за три от места сражения, за столбовою дорогою.
Я, отправя раненых в  Покровское под прикрытием Тептярского полка, помчался
с остальными  войсками к парку и  овладел оным без малейшего сопротивления.
Он  состоял в  двадцати  четырех палубах,  в ста  сорока четырех  волах для
перевозки их  употребленных и двадцати трех  фурманщиках; прочие скрылись в
лесах. Возвратясь  после сего полууспешного поиска  в Покровское, я был, по
крайней мере,  утешен тем, что  опыт поисков, сделанных мною  с первою моей
командою на  Смоленской дороге, обратил светлейшего  к предложению моему, и
легкие  отряды назначены  были  действовать на  путь сообщения  неприятеля.

Едва  мы успели  расположиться в  Покровском, как  известился я,  что новый
транспорт пленных  наших, числом четыреста  человек, остановился неподалеку
от нас. Быв уже  раз наказан за отвагу штурмовать селение, занятое пехотою,
я отрядил  вперед урядника Крючкова с  шестью отборными казаками: Ластевым,
Афониным, Володькой,  Волковым и еще двумя, коих  забыл имена, и велел ему,
подъехав к деревне, выстрелить из пистолетов и поспешно скрыться, дабы тем,
встревожа прикрытие, принудить его  искать себе покойнее для привала место.
Партия  же следовала  за Крючковым  скрытно и  оставалась в  засаде, ожидая
выхода транспорта из селения.

Совершенный  успех  увенчал мое  предприятие.  Едва Крючков  и казаки  его,
выстреля,  удалились от  деревни, как  весь транспорт стал  вытягиваться из
оной.  Дав  ему отойти  на  расстояние  около двухсот  саженей, партия  моя
поднялась на  высоту и часть ее бросилась по  долу в атаку. Пленные помогли
атакующим,  и прикрытие, в  сто шестьдесят  шесть человек и  четыре офицера
состоявшее, мгновенно было обезоружено. С добычею сей я воротился на ночлег
в  Покровское,  откуда  20-го,  поутру,  пошел  в  село  Городище  как  для
доставления  покоя  моей  партии, так  и  для  личного осмотра  поголовного
ополчения  в Знаменском.  К тому же  я был  отягчен добычею. Поиск  сей мне
доставил  девятьсот  восемь рядовых,  пятнадцать  офицеров, тридцать  шесть
артиллерийских  палубов и  сорок провиантских  фур, сто сорок  четыре вола,
которых определил  я на  порцию, и около  двухсот лошадей, из  коих, выбрав
лучшие  для  худоконных  казаков,  остальные  роздал  крестьянам.  Так  как
Городище   в  пятидесяти   верстах  от   столбовой  Смоленской   дороги  и,
следственно,  вне  опасности от  внезапного  неприятельского нападения,  то
партия  моя разделилась  надвое. Бугский  полк занял  деревню Луги,  в трех
верстах от  Городища, где  я остался с  другою частью моей  команды. Пикеты
были выставлены на двух  главных дорогах, и разъезды посылаемы не далее как
за три и четыре версты, каждый день по два раза.

Между  тем из четырехсот  отбитых наших  пленных я выбрал  двести пятьдесят
человек и присоединил к  ним остаток моей пехоты, которую назвал "Геройским
полувзводом"[26] . В полувзвод сей  я переводил только за  отличие и, таким
образом, мало-помалу  умножил его до двух  взводов. Остальных сто пятьдесят
человек  я отправил  в Знаменское  и, наименовав  их  "Почетною полуротою",
брать    с   них    пример    предписал   всему    поголовному   ополчению.

Двадцать  первого, рано,  я ездил  в Знаменское,  где нашел уже  до пятисот
человек  под  ружьем.  Вольский мне  объявил,  что  прочие тысяча  пятьсот,
вооруженные  также  неприятельскими  ружьями,  находятся по  деревням  и  в
готовности  при  первой повестке  собраться  в Знаменское.  Он уверял,  что
рвение  поселян так  велико, что,  в случае  нужды, можно набрать  в весьма
короткое время  до шести тысяч н