| |
езумии есть.
Мысли оно не дает созерцать непрестанно невзгоды
40 И заставляет забыть о настоящих скорбях.
Пока моя грудь, зелень тирса {2} учуя, пылает,
Дух возносится мой выше несчастий людских.
Ни изгнания он, ни прибрежия Скифского моря,
45 Ни раздраженных уже не ощущает богов.
И как будто испил я Леты снотворного кубка,
Так ощущенья во мне времени бедствия нет.
Вправе поэтому чтить я богинь, облегчающих горе,
С Геликона моих в бегстве печальных подруг,
Удостоивших следом за мною идти.
85 Здесь, в ссылке я, новый жилец, скрываюся в месте
опасном.
О времена чересчур долгие доли моей!
А к песнопеньям все же и к жертвам давнишним вернуться
Пришлая Муза среди стольких несчастий смогла!
Только нет никого, кому бы мог я песни свои почитать,
90 Никого, чей бы слух понял латинскую речь.
Сам для себя - что же мне делать? - пишу и читаю,
Муза хранима моя собственным только судом.
Часто меж тем говорю: "Для кого этот труд и забота?
Или сарматам мои книжки да гетам читать?"
95 Часто у пишущего, у меня, прорываются слезы,
И бывают от слез мокры страницы стихов.
Старые раны иди сердце, как новые, слышит,
И упадает мне дождь влаги печальной на грудь,
Как с переменой судьбы, чем я был и чем стал, поразмыслю,
100 И откуда меня рок перенес и куда.
Часто в безумьи рука, на себя и занятия в злобе,
Песни бросала мои на пламеневший очаг.
Так, потому что теперь из многого цело немного,
Ты с благосклонностью все, кто бы ты ни был, прочти!
105 Ты же песню мою, что не лучше бедной моей судьбы,
С добротою прими, мой запрещенный мне Рим!
Перевод А. Фета
1 Овидий под сестрами разумеет Муз.
2 Зелень тирса - жезл тирса в руках Вакха и вакханок, по представлениям
древних греков, был увит плющом и виноградными побегами.
IV, 10 [АВТОБИОГРАФИЯ]
1 Кто это был тот певец, тот рассказчик любовных историй?
Песни кого пред тобой, ныне, потомство, узнай.
Сульмон - мой город родной, ледяными богатый ключами,
Рим от него отстоит на девяносто лишь миль.
5 Там я родился в тот год (чтобы время ты знал поточнее),
Оба погибли когда консулы в битве одной {1}.
Может быть, стоит сказать, что я всадник по званию дедов,
А не щедротам судьбы званьем обязан я тем.
Первенцем не был в семье и родился я после уж брата:
10 За год как раз до меня он появился на свет.
Нам и денница одна в дни рожденья обоим светила.
Дома пекли в один день жертвенных два пирога.
Это один из пяти дней праздника ратной Минервы.
Праздничный бой с того дня кровопролитный идет.
15 С малых лет стали учить нас, и к лучшим наставникам
в Риме
Чтобы я с братом ходил, распорядился отец.
С юных к ораторству лет на форуме словолюбивом
Брат мой стремился, рожден для ратоборства в речах.
Мне же уж с детства служить небожителям больше
хотелось.
20 Тайно меня за собой Муза упорно влекла.
Часто твердил мне отец: "За пустое ты дело берешься:
Даже Гомер по себе много ль оставил богатств?"
Тронутый речью отца и забросивши муз с Геликоном {2},
Стал было я сочинять, вовсе чуждаясь стиха.
25 Сами, однако, собой слова в мерные строились стопы,
То, что я прозой писал, в стих выливалось само.
Тихой стопой между тем шли вперед мои юные годы;
Тоги свободнее нам с братом уж были даны.
В туники мы облеклись с широкой пурпурной каймою {3},
30 Но сохранились в душе те же стремленья у нас.
Только удвоить успел своих лет мой брат первый десяток,
Умер он вдруг, и я стал жить без частицы себя.
Первую занял затем я почетную в юности должность
|
|
