| |
давала уйти.
Часто, сказавши "прости", говорил я многое снова,
Словно, уже уходя, всех начинал целовать.
Часто все те же давал поручения в самообмане,
60 Милых, родных мне людей взором вокруг обводя.
И, наконец: "Что спешу? Ведь в Скифию нас отправляют!
Должен покинуть я Рим! Медлить законно вдвойне.
Жив - и при жизни навек я теряю живую супругу,
Дом свой и с ним дорогих верного дома друзей.
65 И сотоварищей всех, которых люблю я по-братски, -
Дружбой Тесея со мной связаны эти сердца.
Есть еще время обнять! Никогда, может быть, не удастся
В будущем! Выгоден мне каждый даруемый час!"
Но уже медлить нельзя. Замолкаю, не кончивши слова,
70 И обнимаю в душе смелых мне близких людей.
Так говорил я. Мы плачем. А на небе тою порою
Грозным светилом для нас яркий взошел Люцифер.
Я отрываюсь, точь-в-точь будто члены свои оставляю;
Кажется, тело мое рвется на части само...
77 Тут поднимается крик и рыданья моих домочадцев,
Руки с печалью, с тоской бьют в обнаженную грудь.
Тут и супруга, прильнув к плечам уходящего мужа,
80 Грустные речи к моим так примешала слезам:
"Ты не уйдешь от меня! Вместе, вместе пойдем! За тобою
В ссылку последую я, ссыльному буду женой!
Путь приготовлен и мне, и меня примет край отдаленный,
Грузом прибавлюсь судну ссыльного я небольшим.
85 Цезаря гнев тебя из отечества гонит, меня же
Верность жены: для меня Цезарем будет она" {3}.
Вот чего добивалась она, добивалась и раньше
И уступила с трудом: польза склоняла к тому.
Я выхожу - это был словно вынос живого в могилу -
90 Грязно одет и космат, с гущей волос на лице.
А у нее, говорят, от скорби в глазах потемнело,
И среди дома она навзничь упала без чувств.
После ж, когда поднялась, запачкав гадкою пылью
Волосы, оторвала тело с холодной земли,
95 Плакала то о себе, то о брошенных наших Пенатах
И беспрерывно звала мужа, отнятого вдруг.
Так-то рыдала, точь-в-точь как будто видя глазами
Мой или дочери труп на возведенных кострах.
Смерти хотела она и со смертью утратить все чувства,
100 Но не погибла тогда из-за вниманья ко мне.
Да, пусть живет, если так повелела судьба, и своею
Помощью ссыльному жизнь пусть облегчает она!
Перевод А.В. Артюшкова
1 Посмертное прозвание Ромула.
2 Августу.
3 Стремление к изысканному заключительному афоризму не покидает Овидия
и в этих полных волнения и грусти стихах.
I, 4 [ОПИСАНИЕ БУРИ]
Низко глядит в океан Эриманфской Медведицы {1} сторож,
Воды пучины морской мутит светилом своим.
Все-таки мы бороздим не своей Ионийское море
Волею; смелыми быть мы из-за страха должны.
Горе! Как силой ветров нарастает морская поверхность!
Как закипает песок, взрытый из самых глубин!
Валом не ниже горы на кривую корму налетают
Волны и на нос и бьют в изображенья богов.
Связки из сосен звенят под ударом, канаты скрежещут,
10 Стонет о наших бедах самый и остов судна.
Вот уж моряк, побледнев, не тая леденящего страха,
Сдался: судна не ведет, следует сам за судном.
Как малосильный ездок отпускает поводья на шею
Рвущему буйно коню (пользы от них никакой), -
Так, вижу я, не туда, куда бы хотел, направляет
Кормчий судно, а куда нас увлекает волной.
Если не вышлет Эол дуновение встречного ветра,
То унесет нас в места, где нам являться нельзя.
С левой от нас стороны далеко остались иллирийцы.
20 Прямо - Италии вид, нам возбраненной страны.
Пусть перестанет нас влечь к воспрещенному берегу ветер!
Пусть покорится, как я, богу {2} великому он.
Так говорю - и боюсь и хочу в то же время вернуться.
С силой какою в борта вдруг нам ударился вал!
Боги синеющих вод! Пощадите, молю, пощадите!
Гонит Юпитер меня: хватит с меня и того!
Мой истомившийся ду
|
|
