| |
* Часть первая. Горный ручей *
Руах
И Дух Божий носился над водою...
Быт, 1, 2
1.Удивление
Лес сбегает с горных склонов
В ритме звонкого ручья,
Бег воды, кристальный говор
Знак присутствия Тебя -
Слорва, корня всех начал.
Хору шумных одобрений
Внемлешь, мирно промолчав,
Автор чудного виденья.
Вслед за лесом с горных круч,
Дольний мир увидеть рады,
Мчатся прочь от кромки туч,
Радуг быстрых водопады.
Сверху вниз летят стрелой
В силу правил тяготенья ...
В русле цели достоверной?
В чем же смысл воды движенья?
Отзыв дай скорей, ручей!
- Оба любим смену места,
Без движенья ты ничей...
- Точно ль понял я известье?
(Здесь позволь еще побыть,
Задержаться на пороге
неминующей дороги)
Мой ручей не замутнен,
Также он бежит в долину,
Под стремнинный рокот волн
Молча бор спешит в низины.
Скрыть не в силах удивленья
Только гений человека!
Яркий Луч Отца Вселенной
Светит в нем благословеньем
(Ведь недаром он "Адам")
Сам не свой - один как перст
В круге тварей хладнокровных -
Дни влачить их жалкий крест,
с ними б сгинул род адамов
Плыть готов по воле волн,
Но способность к удивленью -
Взмах крыла - со дна подъем,
Слышен говор одобренья:
"Выход - путь заветных странствий,
Точка встречи в вечном Слове,
Мудрый смысл не в постоянстве
Чистой и простой природы!"
2. Источник
Лес сбегает с горных склонов
В ритме звонкого ручья...
Хочешь ближе быть к истоку?
Вверх шагай вразрез волнам.
Труден поиск - будь упрям,
Бьют ключи - подать рукой,
Тайну выяви верховий!
Где ж, ручей, источник твой?
Сонных трав безмолвна тишь...
(Нем, безгласен и задумчив
Спрятал тайну твой язык).
Дай мне приложить уста
К водам родника живого,
Жажду утолить из чаши
Вольной влаги первородной.
Ветер, дух (др. евр.). Зд. и далее прим. - В.Г.
Пс 138, 6: "Удивися разум твой"; р?рр?р? (греч.) -
экстаз, удивление.
* Часть вторая * Над Книгой Бытия
Первый зрячий
- Мы Им живем и движемся и существуем. -
Афин ошеломленных сдержано дыханье,
- Поведай, Павел, речь твоя о ком? -
- О далях, о пространствах, мирозданьи,
неведомом Создателе, вдохнувшем жизнь в него.
- Мы пребываем в жизненной ограде,
Которую, изъяв из пустоты,
Он вычитает до сих пор из хляби,
Смиряя мрак безвидной темноты.
"В начале было Слово" - неотложно
ключом взыграло Таинство - почин
Источник потаенный, Логос всех причин.
Извечное прозрение движет Слово,
В нем корневой нетленный смысл.
Создатель рад - все "Хорошо!", и снова
Иначе видит Он, чем допускает мысль:
Он первый зрячий - ловит четким оком
Малейший оттиск совершенства бытия,
Всю полноту великого Созданья -
Нет твари, сокровенной от Него,
открыто все пред Ним, обнажено -
Доверху чаша истины добра и красоты -
Он видит зрением иным, чем я и ты.
Извечный взгляд и мудрый Логос:
"В начале было Слово,
все чрез него начало быть" -
Им дышим, движемся, живем.
В нем вечного преддверья рок:
Былого, сущего, чистейших упований.
Здесь Отчий дом - невидимый порог.
На то был Промысл, так за оградой Бога
история Творенья началась -
согласно сказанному Слову!
Переступить готов порог Сикстинский.
Язык великой Книги прост,
но и Она нема без образа живого.
Летело время - Книга Микеланджело ждала.
Так предусмотрено Всевидящим Творцом -
Заговорила Книга - час назначен Богом.
Что ж, человек, теперь ты видишь сам -
Сзываю всех, чей зренья дар доселе не угас.
Зову маэстро Микеланджело в подмогу!
Часовня и слепая пелена спадает с глаз!
Маэстро воздвигает верный образ.
Глагол стал плотью, фрески принимают нас.
Помедлим на пороге Книги Бытия.
Се Книга всех начал с премудрым именем Genesis.
На свод Сикстинский дерзкий мастер перенес
великих образов гигантское сплетенье.
Теперь войдем в чертог и Книгу перечтем,
Скрывать не станем изумленья.
Созданье мастера от "а" до буквы "я" -
Восход от бездн пустот безвидных
Начал послушных творческому Слову
Ведет беседу с гулких сводов свет.
Взревел финалом грозный трубный звук -
Свершился Суд в крещендо искаженных губ,
Всем суждено проделать путь последний,
И никому из правил исключенья нет.
2. Образ и подобие
Творец, Его созданье рядом - человек.
Он образ и подобье Бога,
мужчина, женщина - нагие оба.
Возликовал Господь - позора в этом нет.
Кто попустил такую дерзость тела?
В донос витий привычных не гляди,
Узнай из первых рук маэстро его вины.
Иль все же очевидцев расспросить,
Задать вопрос самой Капелле? -
Не понаслышке сведенья Сикстины!
Зачин вне поля зренья вопреки канонам
Свободных образов игра - свидетель гения
Изъятого из рабства сновидений.
В отсутствие последней точки вне амвона
Вершится на глазах движенье Страшного Суда.
Вопрос вопросов - как исчислять добра и зла
Немыслимый рубеж? Одолевать препоны века?
Неизреченная стезя от Альфы до Омеги
Глядит на нас огнями фресок торжества!
Он
Им дышим, движемся, живем -
Но разве Он всего лишь устроитель?
Бог, сотворивший мир и все, что в нем,
Всему дал жизнь и все дыханье
Его рука опора друга в упованьях.
Мы Божий род - Он жизни Вседержитель.
Так, став среди ареопага, Павел рек
Апостол - голос в хоре слов Завета.
В закатный час привычно поминает человек:
"И узрел Бог, что это хорошо".
Духовный в мире зримом оттиск верный
Окрест сияет, Божий свет на всем.
Начало в Слове - Слово как преддверье,
Войдя однажды - дышим, движемся, живем.
Человек (Я)
Воскликнул о своем творенье:
- "Браво!"
Но почему история идет наперекор?
Ужасен век двадцатый!
Только ли двадцатый?
Но истины столетий не унизит спор.
И образ, и подобие - Его!
Наемник истины - маэстро Буонарроти
Пожизненный работник ватиканских зал,
Не раньше снял засов и дом покинул
чем подвиг завершил - свою Сикстину.
"И сотворил Бог человека
по образу своему,
по образу Божию
сотворил его;
мужчину и женщину
сотворил их.
И были оба наги
и не стыдились"!
И увидел Бог,
все, что Он создал,
И вот - хорошо весьма!".
"Нет твари, сокровенной от Него -
перед Его очами все открыто".
Они
Раскрылись очи на пороге бытия
Добра и зла явился смысл,
Тел бренных нищенская нагота...
Вбирает жадный слух Благодаренья Слово,
Magnificat звучит - на подкрепление сердец,
Напев надежный прочен в глубине основы:
"Тобою дышим, движемся - Творец!".
С Тобой пребудем до скончанья века!
Создатель красоты, источник вод живых,
Открой слепцам глаза, подъемли веки!
Закончен труд, пора из Ватикана вон -
В залог оставлено повествованье фрески,
Разыскан шифр - подобие и образ веский,
Он в силах одолеть непроницаемость препон.
3. Предчувствие Святых Даров
Так кто же Он? Неизреченный и Единый
Творец вселенной, Единение сердец,
В Причастии дарящий истины картину,
Добра и красоты над временем венец.
Он есть - Он Бог неизреченный.
А все-таки сказал нам о Себе,
Вдохнув жизнь в человека
согласно образу и подобью Своему.
На фреске явлен Он отцом -
Пред нами всемогущий Старец,
похожий на Адама статью и лицом.
А кто ж они?
"Мужчину и женщину сотворил".
И благословил их Бог
и дар вручил обоим.
В себя Его приняли оба -
Взаимной верности обет.
И были оба наги,
Адам, его жена,
И не стыдились...
пока был в силе дар.
Вослед греху Стыд явится не медля.
Ну, а сейчас они в блаженстве
И рады, что владеют даром,
Пускай не знают, как его зовут.
Смысл жизни найден - помыслы чисты.
"Casta placent superis: pura cum veste venite,
manibus puris sumite fontis aquam -
Чистое вышним богам угодно: в чистой одежде
Шествуйте ныне к ручьям, черпайте чистой рукой" -
Гимназия, Вадовицы - классические строки
Читаю восемь лет подряд, но время скоротечно.
Предчувствие Святых Даров сулит иные сроки.
Любви дар зримый, он звучит извечно -
знакомый шум домашнего ручья.
И двое стали плоть одна -
Слиянность тел, души единство,
Возвещены иные меры естества -
отцовства гордость, радость материнства.
Стремленье к жизненным истокам -
Влечение к началу Бытия -
Адам познал свою жену,
И зачала она и родила -
Им ведомо уже, что, перейдя порог -
Они ответчики пред Богом!
Апокалипсис - Откровение
Невидимо начало и последний акт незрим,
Вселенная времен подъята Словом -
В конце эпох возврат к нему неумолим.
На высоте Сикстинских гулких сводов
Неведомый конец художник начертал,
Представив драму Страшного суда народов.
Давно доступен зренью роковой финал -
развязка обозначена предельно гласно:
- Нет твари, сокровенной от Него,
но все обнажено - открыто пред Его очами.
Слова Матфея тоже зримый образ:
- Благословен входящий,
Проклятые, идите от Меня...
Проходят поколенья чередой:
Пришел нагим - прочь уходи такой же...
- Ты прах и возвратишься в прах,
Пригожесть обратится в горестный укор,
Подвижность - в мертвый груз,
Прекрасное во вздорный сор,
И все же - нет, не весь умру,
Неучтожимое во мне не сгинет!
4. Суд
В Сикстине образ Страшного Суда.
В капелле Суд царит над всеми.
В зрачках до боли - общая судьба,
А в апогее мастерский финал -
Вершится в очередь замена поколений.
Non omnis moriar -
Нет, весь я не умру,
Во мне неистребима,
Та часть моя, что предстоит
Перед лицом Того,
Кто бытие дает!
Толпа сжимается на фреске.
Ты не забыл, Адам?
Он звал тебя:
- Где ты?
Ответ был дан:
- Боюсь - я наг,
вот почему я скрылся.
- Кто повестил, что ты нагой?
И ты, Адам, ответил,
Помнишь?
- Жена... ты дал ее,
Она мне плод вручила...
На фреске многолюдья давка -
Под бременем ответа человек согбен.
Вопрос записан точно, реплика подавно!
Совместного пути решительный разъем.
Эпилог
Так повелось... В Сикстине многоцветной
традициям верны, собрались кардиналы -
сошлись, чтоб рассудить судьбу ключей Петра.
Средь многих званых в зал войдет преемник,
и Микеланджело возьмет его в полон:
"В Нем дышим, движемся, живем ..."
Так, кто же он?
Рука животворящая, Творец
Устремлены к Адаму...
- Бог сотворил в начале ...
...Всевидящий Отец...
В сияньи радуги Сикстина вторит Богу:
"Ты Петр - внимал Симон, Ионов сын, -
Тебе ключи вручаю".
Чреда епископов, все мысли о ключах,
прибудет на Конклав в чертог Сикстинский,
Чудесной кистью Буонарроти осененный.
Так было в августе, еще раз в октябре -
шел год двух тайных совещаний,
все повторится вновь, когда пробьет мой час.
Тогда пусть выступит прославленный маэстро.
В повестке главный пункт - наследие Петра.
В Сикстине между первым и последним днем,
Пролог - Творенья свет, финал - день Страшного Суда.
Смерть суждена лишь раз, все разрешит Судья!
За гранью судеб ровный яркий свет -
Событий чистота и совесть без ироний
Конклав лишь повод, смысл - Творенье,
Запечатленное великим Буонарроти -
Нет твари, сокровенной от Него
но все открыто пред Его очами. -
Всеведущий, возобнови Знаменье - научи!
Он не преминет...
Tibulli Liber Secundus Elegia I, 13-14.
Heb. 4, 13.
Mt. 23, 39; Mt. 25, 41.
Horatius, III, 30, 6.
Евр 9,27
Сир 36, 5.
* Часть третья. Вершина Мориа *
В Уре Халдейском
В то время люди кочевали беспрестанно,
Стада перегоняя в щедрые края,
Туда, где наливались буйным соком травы,
И прокормить могла отары знойная земля,
Там было место отдыха кочующего стада
И становище мирного труда.
Зачем сегодня ищем постоянно
Тот край в заброшенной земле Халдейской,
Откуда в путь пустился Фарры сын, Аврам
В толпе кочевников - таких же скотоводов?
Сомненье мучило - зачем покину отчий край,
К чему бросать привычный Ур?
Кто знает, думал так - иначе? Был опечален?
Украдкой слезы расставанья утирал?
Известно только - Голос зазвучал.
Аврам внимал: - Из земли твоей пойди!
Веленью Голоса безропотно послушный,
Не мешкая пустился в дальний путь Аврам.
Призывный Голос подгонял:
Отцом ты будешь множества народов
Твое потомство преумножу
и станет как песок на берегу морском.
Ужель возможен дар отцовства? -
Удивлен Аврам - в летах преклонных,
стар я, и жена моя не родила мне сына
в младые годы, и о том поныне
тоска нас гложет.
Не пресекал внушенья непреклонный Глас:
Отцом ты будешь множества народов,
Твое потомство преумножу,
И станет как песок на берегу морском.
2. Tres vidit et Unum adoravit
Кому еще по силам столь невозмутимо
О будущем ближайшем
И дальнем прорицать?
Кто тот Неведомый, решивший
Огласить свой Глас?
Кто обратил свои слова к Авраму,
Ведя на равных задушевный разговор?
Он не из тех, к которым все давно привыкли,
Совсем иной - таким не мыслил человек Его.
Сказал свое, а, значит, ждал ответа...
Однажды был к нему под дуб Мамврийский
В гости, когда Аврам сидел при входе в свой шатер.
Возвел глаза свои - три мужа супротив.
И поклонившись до земли, он с почестями
Принял дорогого Гостя.
Аврам уж знал наверно - это Он.
Сказал: - Владыка!
По голосу Его признал, обетованья не забыл.
Минует год - родится у него и Сары сын,
Несмотря на древность лет.
Отцовства гордость, радость материнства.
Отцом ты будешь множества народов,
А посему отныне наречешься - "Авраам",
Завет поставлю между нами, распложу тебя,
Благословятся всей земли народы в семени твоем.
Значенье имени - "надежда вопреки надежде".
Вокруг богов творили люди, каждый по себе -
В Египте, в Риме иль в Элладе.
Лишь Авраам в Того поверил, Который есть,
Беседу вел с Ним, Голосу Его внимая,
И распахнул пред Ним он полог своего шатра
И в гости пригласил,
Общался с Ним, как с другом.
Сегодня путь обратный в авраамов край,
Туда, где Бог бывал у старца Авраама,
Уверовал кочевник - Бог к нему пришел.
В эпоху сотворения богов по произволу,
Пришел тот Бог, который Есть.
Вошел в поток событий,
Раскрыл народам Тайный смысл,
Сокрытый от начала мирозданья.
3. Разговор отца с сыном в земле Мориа
Прошли три дня пути - отец и сын ведут беседу:
- Вот и гора, где Бог велел нам жертву принести, -
Вздохнул отец, сын промолчал - вопрос опасен:
- При нас огонь, дрова и нож,
где же агнец всесожжения?
- Усмотрит агнца Бог, - чуть слышно прошептал - рыдание забило комом
горло Аврааму.
"Ты предназначен в агнцы, сын!" -
Не проронил отец ни слова.
Страшился тишину нарушить, желая страстно
уловить знакомый Голос чутким ухом,
Напрасно, нет в ответ ни звука.
Последняя его опора - имя Авраам:
"Надежда вопреки надежды всякой".
Пора! Устроить жертвенник
И разложить дрова, связать Исаака.
Теперь совсем последнее - разжечь костер...
"И вот я сына бездыханного родитель,
Его мне Голос дал, а ныне отбирает?"
Что ж, Авраам, ты, наконец, в указанной земле,
Но есть предел всему, и есть порог отцовства -
Преодолеть его не в силах ни один из смертных.
Иной Отец готов принять такую жертву - Сына.
Не бойся, Авраам, и действуй без оглядки,
Твори свой подвиг твердо, как было велено тебе.
Отцом ты будешь множества народов.
Так принеси его во всесожжение,
Сомненья прочь и действуй до конца.
Бог сам удержит руку,
Готовую вонзить смертельный нож...
Зависнет в воздухе удар -
Он сам велит тебе
Не поднимать руки на сына
И ничего ему не делать.
С тех пор вершина Мориа
Есть место упованья -
Здесь Тайны разрешенье предстоит.
4. Бог Завета
О, Авраам -
Взошедший в круг людских событий
Желает одного -
твоим поступком Тайну отворить,
Закрытую от сотворенья мира,
Древнее тайнопись ее, чем камень мирозданья!
Влечемся сердцем в те ветхозаветные края,
Откуда в путь пустился странствий Авраам,
Где Голос некогда звучал,
Сбылась надежда.
Но для какой же цели?
Подняться на порог -
Стать ближе Упованья и Завета.
Здесь Аврааму Бог явил смысл Жертвы
собственного сына и Всессоженья жар.
О, Авраам, Бог возлюбил сей мир настолько,
Что Сына своего пожертвовал на смертный крест -
С тем чтобы каждый, кто уверует в Него,
Жизнь вечную обрел как животворный дар.
- Не поднимай руки твоей -
Во мне знак имени дарованный тебе,
В нем свет знамения Завета,
Назначенного Словом вековечным,
Существовавшим прежде сотворенья мира.
В минуту расставанья
помни о вершине Мориа -
она пребудет в ожиданьи дня.
Кастель-Гандольфо
14 сентября 2002 года
Мориар (др. евр.)- Страх Господень, служение Господу (2 Пар 3, 1).
"Трех видел, Единому поклонился" (лат.) (Быт 18, 1-14) - "Тема
несравненной Иконы Андрея Рублева - высочайшей вершины русского искусства"
(Иоанн Павел II. Слово на завершение реставрации Сикстинской капеллы, 8
апреля 1994).
Рим 4, 18 - 25.
Мф 13,35
Быт 22, 12.
*-----------------------
Переводчик Виктор Гайдук
*-----------------------
Послесловие
По прошествии лет перерыва в поэтическом творчестве, Иоанн Павел II
обратился к миру языком поэзии, написав "Римский триптих". Само название
определяет тему и указывает на место возникновения стихов - иное, чем у
прошлых стихов Кароля Войтылы.
Произведение состоит из трех частей, связанных друг с другом единством
внутреннего замысла. Открывают "Римский триптих" стихи о "Горном ручье". Это
своего рода краткое лирическим вступлением, побуждающим читателя задуматься
над тайной рождения и смерти природы, мира и человека: "Лес сбегает с горных
склонов / в ритме горного ручья, / бег воды, кристальный говор / знак
присутствия Тебя / Слова, корня всех начал". Так, поэт возвращается к
лейтмотиву своего творчества, навеянному атмосферой горных пейзажей
где-нибудь в Татрах или в Бескидах. Нам неизвестно, что подвигло Святого
Отца к размышлению о Боге в тиши горных вершин и обратило слух его к
таинственному говору горного ручья. Как знать, было ли это в Альпах или во
время паломничества в польские горы?
Окрашенная элегическими красками увертюра "Горного ручья" вводит
читателя в пространство большой поэзии. На этот раз не природа, а великая
живопись Микеланджело и ее сокровенная реальность оказываются в центре
размышлений Иоанна Павла II: "Переступить готов порог Сикстинский",
-подготавливает он читателя.. Войдя в Сикстинскую капеллу, он предельно
откровенен в своих чувствах: "Скрывать не станем изумленья". Это "изумление"
перед лицом главных вопросов - Тайны сотворения мира и человека, их
будущности. Речь идет о "Начале", вызванном из небытия Создателем, и о
завершении Бытия: "День Страшного Суда / смерть суждена лишь раз, все
разрешит Судья".
Размышления Иоанна Павла II, затаившего дыхание на пороге Сикстинской
капеллы, способны напитать ум и сердце читателя, напоминая о том восхищении,
которое неизменно вызывают у Папы фрески Микеланджело. Сикстинская капелла
сыграла в его жизни исключительно важную роль. Так, в заключение
поэтического размышления он вспоминает год двух конклавов: в сентябре 1987
года коллегия кардиналов, собравшаяся в Сикстине, избрала Папой Иоанна Павла
II. "Все повториться вновь, когда пробьет мой час" - с волнением читаем мы
слова, завещанные нам на исходе 2002 года.
Вникая в эту часть размышлений, следует принять во внимание, что фрески
Сикстинской капеллы были отреставрированы в 90-е годы. Открытие главной
стены Сикстинской капеллы состоялось 8 апреля 1994 года. Папа выступил тогда
с приветственным словом, поэтическим выражением и углублением которого и
является "Римский триптих". В выступлении, посвященном фрескам Микеланджело,
Иоанн Павел II сказал, что художественное видение великого живописца,
запечатленное на сводах капеллы, открывает беспредельные горизонты
христианской теологии, сосредоточенно размышляющей об "Альфе" и "Омеге" -
Начале мироздания и Страшном Суде, Таинстве и истории Творения и, самое
главное, - о Христе, Искуплении и Судии мира сего.
Заключительная третья часть "Римского триптиха", озаглавленная "Вершина
Мориа", повествует об Аврааме, приносящем в жертву сына. Так предвосхищена
грядущая Жертва Сына, свершенная Богом Отцом, изливающая на "Триптих" свет
Искупления.
Марек Скварницки
Краков, декабрь 2002 г.
|
|
