* Часть первая. Горный ручей * Руах И Дух Божий носился над водою... Быт, 1, 2 1.Удивление Лес сбегает с горных склонов В ритме звонкого ручья, Бег воды, кристальный говор Знак присутствия Тебя - Слорва, корня всех начал. Хору шумных одобрений Внемлешь, мирно промолчав, Автор чудного виденья. Вслед за лесом с горных круч, Дольний мир увидеть рады, Мчатся прочь от кромки туч, Радуг быстрых водопады. Сверху вниз летят стрелой В силу правил тяготенья ... В русле цели достоверной? В чем же смысл воды движенья? Отзыв дай скорей, ручей! - Оба любим смену места, Без движенья ты ничей... - Точно ль понял я известье? (Здесь позволь еще побыть, Задержаться на пороге неминующей дороги) Мой ручей не замутнен, Также он бежит в долину, Под стремнинный рокот волн Молча бор спешит в низины. Скрыть не в силах удивленья Только гений человека! Яркий Луч Отца Вселенной Светит в нем благословеньем (Ведь недаром он "Адам") Сам не свой - один как перст В круге тварей хладнокровных - Дни влачить их жалкий крест, с ними б сгинул род адамов Плыть готов по воле волн, Но способность к удивленью - Взмах крыла - со дна подъем, Слышен говор одобренья: "Выход - путь заветных странствий, Точка встречи в вечном Слове, Мудрый смысл не в постоянстве Чистой и простой природы!" 2. Источник Лес сбегает с горных склонов В ритме звонкого ручья... Хочешь ближе быть к истоку? Вверх шагай вразрез волнам. Труден поиск - будь упрям, Бьют ключи - подать рукой, Тайну выяви верховий! Где ж, ручей, источник твой? Сонных трав безмолвна тишь... (Нем, безгласен и задумчив Спрятал тайну твой язык). Дай мне приложить уста К водам родника живого, Жажду утолить из чаши Вольной влаги первородной. Ветер, дух (др. евр.). Зд. и далее прим. - В.Г. Пс 138, 6: "Удивися разум твой"; р?рр?р? (греч.) - экстаз, удивление. * Часть вторая * Над Книгой Бытия Первый зрячий - Мы Им живем и движемся и существуем. - Афин ошеломленных сдержано дыханье, - Поведай, Павел, речь твоя о ком? - - О далях, о пространствах, мирозданьи, неведомом Создателе, вдохнувшем жизнь в него. - Мы пребываем в жизненной ограде, Которую, изъяв из пустоты, Он вычитает до сих пор из хляби, Смиряя мрак безвидной темноты. "В начале было Слово" - неотложно ключом взыграло Таинство - почин Источник потаенный, Логос всех причин. Извечное прозрение движет Слово, В нем корневой нетленный смысл. Создатель рад - все "Хорошо!", и снова Иначе видит Он, чем допускает мысль: Он первый зрячий - ловит четким оком Малейший оттиск совершенства бытия, Всю полноту великого Созданья - Нет твари, сокровенной от Него, открыто все пред Ним, обнажено - Доверху чаша истины добра и красоты - Он видит зрением иным, чем я и ты. Извечный взгляд и мудрый Логос: "В начале было Слово, все чрез него начало быть" - Им дышим, движемся, живем. В нем вечного преддверья рок: Былого, сущего, чистейших упований. Здесь Отчий дом - невидимый порог. На то был Промысл, так за оградой Бога история Творенья началась - согласно сказанному Слову! Переступить готов порог Сикстинский. Язык великой Книги прост, но и Она нема без образа живого. Летело время - Книга Микеланджело ждала. Так предусмотрено Всевидящим Творцом - Заговорила Книга - час назначен Богом. Что ж, человек, теперь ты видишь сам - Сзываю всех, чей зренья дар доселе не угас. Зову маэстро Микеланджело в подмогу! Часовня и слепая пелена спадает с глаз! Маэстро воздвигает верный образ. Глагол стал плотью, фрески принимают нас. Помедлим на пороге Книги Бытия. Се Книга всех начал с премудрым именем Genesis. На свод Сикстинский дерзкий мастер перенес великих образов гигантское сплетенье. Теперь войдем в чертог и Книгу перечтем, Скрывать не станем изумленья. Созданье мастера от "а" до буквы "я" - Восход от бездн пустот безвидных Начал послушных творческому Слову Ведет беседу с гулких сводов свет. Взревел финалом грозный трубный звук - Свершился Суд в крещендо искаженных губ, Всем суждено проделать путь последний, И никому из правил исключенья нет. 2. Образ и подобие Творец, Его созданье рядом - человек. Он образ и подобье Бога, мужчина, женщина - нагие оба. Возликовал Господь - позора в этом нет. Кто попустил такую дерзость тела? В донос витий привычных не гляди, Узнай из первых рук маэстро его вины. Иль все же очевидцев расспросить, Задать вопрос самой Капелле? - Не понаслышке сведенья Сикстины! Зачин вне поля зренья вопреки канонам Свободных образов игра - свидетель гения Изъятого из рабства сновидений. В отсутствие последней точки вне амвона Вершится на глазах движенье Страшного Суда. Вопрос вопросов - как исчислять добра и зла Немыслимый рубеж? Одолевать препоны века? Неизреченная стезя от Альфы до Омеги Глядит на нас огнями фресок торжества! Он Им дышим, движемся, живем - Но разве Он всего лишь устроитель? Бог, сотворивший мир и все, что в нем, Всему дал жизнь и все дыханье Его рука опора друга в упованьях. Мы Божий род - Он жизни Вседержитель. Так, став среди ареопага, Павел рек Апостол - голос в хоре слов Завета. В закатный час привычно поминает человек: "И узрел Бог, что это хорошо". Духовный в мире зримом оттиск верный Окрест сияет, Божий свет на всем. Начало в Слове - Слово как преддверье, Войдя однажды - дышим, движемся, живем. Человек (Я) Воскликнул о своем творенье: - "Браво!" Но почему история идет наперекор? Ужасен век двадцатый! Только ли двадцатый? Но истины столетий не унизит спор. И образ, и подобие - Его! Наемник истины - маэстро Буонарроти Пожизненный работник ватиканских зал, Не раньше снял засов и дом покинул чем подвиг завершил - свою Сикстину. "И сотворил Бог человека по образу своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. И были оба наги и не стыдились"! И увидел Бог, все, что Он создал, И вот - хорошо весьма!". "Нет твари, сокровенной от Него - перед Его очами все открыто". Они Раскрылись очи на пороге бытия Добра и зла явился смысл, Тел бренных нищенская нагота... Вбирает жадный слух Благодаренья Слово, Magnificat звучит - на подкрепление сердец, Напев надежный прочен в глубине основы: "Тобою дышим, движемся - Творец!". С Тобой пребудем до скончанья века! Создатель красоты, источник вод живых, Открой слепцам глаза, подъемли веки! Закончен труд, пора из Ватикана вон - В залог оставлено повествованье фрески, Разыскан шифр - подобие и образ веский, Он в силах одолеть непроницаемость препон. 3. Предчувствие Святых Даров Так кто же Он? Неизреченный и Единый Творец вселенной, Единение сердец, В Причастии дарящий истины картину, Добра и красоты над временем венец. Он есть - Он Бог неизреченный. А все-таки сказал нам о Себе, Вдохнув жизнь в человека согласно образу и подобью Своему. На фреске явлен Он отцом - Пред нами всемогущий Старец, похожий на Адама статью и лицом. А кто ж они? "Мужчину и женщину сотворил". И благословил их Бог и дар вручил обоим. В себя Его приняли оба - Взаимной верности обет. И были оба наги, Адам, его жена, И не стыдились... пока был в силе дар. Вослед греху Стыд явится не медля. Ну, а сейчас они в блаженстве И рады, что владеют даром, Пускай не знают, как его зовут. Смысл жизни найден - помыслы чисты. "Casta placent superis: pura cum veste venite, manibus puris sumite fontis aquam - Чистое вышним богам угодно: в чистой одежде Шествуйте ныне к ручьям, черпайте чистой рукой" - Гимназия, Вадовицы - классические строки Читаю восемь лет подряд, но время скоротечно. Предчувствие Святых Даров сулит иные сроки. Любви дар зримый, он звучит извечно - знакомый шум домашнего ручья. И двое стали плоть одна - Слиянность тел, души единство, Возвещены иные меры естества - отцовства гордость, радость материнства. Стремленье к жизненным истокам - Влечение к началу Бытия - Адам познал свою жену, И зачала она и родила - Им ведомо уже, что, перейдя порог - Они ответчики пред Богом! Апокалипсис - Откровение Невидимо начало и последний акт незрим, Вселенная времен подъята Словом - В конце эпох возврат к нему неумолим. На высоте Сикстинских гулких сводов Неведомый конец художник начертал, Представив драму Страшного суда народов. Давно доступен зренью роковой финал - развязка обозначена предельно гласно: - Нет твари, сокровенной от Него, но все обнажено - открыто пред Его очами. Слова Матфея тоже зримый образ: - Благословен входящий, Проклятые, идите от Меня... Проходят поколенья чередой: Пришел нагим - прочь уходи такой же... - Ты прах и возвратишься в прах, Пригожесть обратится в горестный укор, Подвижность - в мертвый груз, Прекрасное во вздорный сор, И все же - нет, не весь умру, Неучтожимое во мне не сгинет! 4. Суд В Сикстине образ Страшного Суда. В капелле Суд царит над всеми. В зрачках до боли - общая судьба, А в апогее мастерский финал - Вершится в очередь замена поколений. Non omnis moriar - Нет, весь я не умру, Во мне неистребима, Та часть моя, что предстоит Перед лицом Того, Кто бытие дает! Толпа сжимается на фреске. Ты не забыл, Адам? Он звал тебя: - Где ты? Ответ был дан: - Боюсь - я наг, вот почему я скрылся. - Кто повестил, что ты нагой? И ты, Адам, ответил, Помнишь? - Жена... ты дал ее, Она мне плод вручила... На фреске многолюдья давка - Под бременем ответа человек согбен. Вопрос записан точно, реплика подавно! Совместного пути решительный разъем. Эпилог Так повелось... В Сикстине многоцветной традициям верны, собрались кардиналы - сошлись, чтоб рассудить судьбу ключей Петра. Средь многих званых в зал войдет преемник, и Микеланджело возьмет его в полон: "В Нем дышим, движемся, живем ..." Так, кто же он? Рука животворящая, Творец Устремлены к Адаму... - Бог сотворил в начале ... ...Всевидящий Отец... В сияньи радуги Сикстина вторит Богу: "Ты Петр - внимал Симон, Ионов сын, - Тебе ключи вручаю". Чреда епископов, все мысли о ключах, прибудет на Конклав в чертог Сикстинский, Чудесной кистью Буонарроти осененный. Так было в августе, еще раз в октябре - шел год двух тайных совещаний, все повторится вновь, когда пробьет мой час. Тогда пусть выступит прославленный маэстро. В повестке главный пункт - наследие Петра. В Сикстине между первым и последним днем, Пролог - Творенья свет, финал - день Страшного Суда. Смерть суждена лишь раз, все разрешит Судья! За гранью судеб ровный яркий свет - Событий чистота и совесть без ироний Конклав лишь повод, смысл - Творенье, Запечатленное великим Буонарроти - Нет твари, сокровенной от Него но все открыто пред Его очами. - Всеведущий, возобнови Знаменье - научи! Он не преминет... Tibulli Liber Secundus Elegia I, 13-14. Heb. 4, 13. Mt. 23, 39; Mt. 25, 41. Horatius, III, 30, 6. Евр 9,27 Сир 36, 5. * Часть третья. Вершина Мориа * В Уре Халдейском В то время люди кочевали беспрестанно, Стада перегоняя в щедрые края, Туда, где наливались буйным соком травы, И прокормить могла отары знойная земля, Там было место отдыха кочующего стада И становище мирного труда. Зачем сегодня ищем постоянно Тот край в заброшенной земле Халдейской, Откуда в путь пустился Фарры сын, Аврам В толпе кочевников - таких же скотоводов? Сомненье мучило - зачем покину отчий край, К чему бросать привычный Ур? Кто знает, думал так - иначе? Был опечален? Украдкой слезы расставанья утирал? Известно только - Голос зазвучал. Аврам внимал: - Из земли твоей пойди! Веленью Голоса безропотно послушный, Не мешкая пустился в дальний путь Аврам. Призывный Голос подгонял: Отцом ты будешь множества народов Твое потомство преумножу и станет как песок на берегу морском. Ужель возможен дар отцовства? - Удивлен Аврам - в летах преклонных, стар я, и жена моя не родила мне сына в младые годы, и о том поныне тоска нас гложет. Не пресекал внушенья непреклонный Глас: Отцом ты будешь множества народов, Твое потомство преумножу, И станет как песок на берегу морском. 2. Tres vidit et Unum adoravit Кому еще по силам столь невозмутимо О будущем ближайшем И дальнем прорицать? Кто тот Неведомый, решивший Огласить свой Глас? Кто обратил свои слова к Авраму, Ведя на равных задушевный разговор? Он не из тех, к которым все давно привыкли, Совсем иной - таким не мыслил человек Его. Сказал свое, а, значит, ждал ответа... Однажды был к нему под дуб Мамврийский В гости, когда Аврам сидел при входе в свой шатер. Возвел глаза свои - три мужа супротив. И поклонившись до земли, он с почестями Принял дорогого Гостя. Аврам уж знал наверно - это Он. Сказал: - Владыка! По голосу Его признал, обетованья не забыл. Минует год - родится у него и Сары сын, Несмотря на древность лет. Отцовства гордость, радость материнства. Отцом ты будешь множества народов, А посему отныне наречешься - "Авраам", Завет поставлю между нами, распложу тебя, Благословятся всей земли народы в семени твоем. Значенье имени - "надежда вопреки надежде". Вокруг богов творили люди, каждый по себе - В Египте, в Риме иль в Элладе. Лишь Авраам в Того поверил, Который есть, Беседу вел с Ним, Голосу Его внимая, И распахнул пред Ним он полог своего шатра И в гости пригласил, Общался с Ним, как с другом. Сегодня путь обратный в авраамов край, Туда, где Бог бывал у старца Авраама, Уверовал кочевник - Бог к нему пришел. В эпоху сотворения богов по произволу, Пришел тот Бог, который Есть. Вошел в поток событий, Раскрыл народам Тайный смысл, Сокрытый от начала мирозданья. 3. Разговор отца с сыном в земле Мориа Прошли три дня пути - отец и сын ведут беседу: - Вот и гора, где Бог велел нам жертву принести, - Вздохнул отец, сын промолчал - вопрос опасен: - При нас огонь, дрова и нож, где же агнец всесожжения? - Усмотрит агнца Бог, - чуть слышно прошептал - рыдание забило комом горло Аврааму. "Ты предназначен в агнцы, сын!" - Не проронил отец ни слова. Страшился тишину нарушить, желая страстно уловить знакомый Голос чутким ухом, Напрасно, нет в ответ ни звука. Последняя его опора - имя Авраам: "Надежда вопреки надежды всякой". Пора! Устроить жертвенник И разложить дрова, связать Исаака. Теперь совсем последнее - разжечь костер... "И вот я сына бездыханного родитель, Его мне Голос дал, а ныне отбирает?" Что ж, Авраам, ты, наконец, в указанной земле, Но есть предел всему, и есть порог отцовства - Преодолеть его не в силах ни один из смертных. Иной Отец готов принять такую жертву - Сына. Не бойся, Авраам, и действуй без оглядки, Твори свой подвиг твердо, как было велено тебе. Отцом ты будешь множества народов. Так принеси его во всесожжение, Сомненья прочь и действуй до конца. Бог сам удержит руку, Готовую вонзить смертельный нож... Зависнет в воздухе удар - Он сам велит тебе Не поднимать руки на сына И ничего ему не делать. С тех пор вершина Мориа Есть место упованья - Здесь Тайны разрешенье предстоит. 4. Бог Завета О, Авраам - Взошедший в круг людских событий Желает одного - твоим поступком Тайну отворить, Закрытую от сотворенья мира, Древнее тайнопись ее, чем камень мирозданья! Влечемся сердцем в те ветхозаветные края, Откуда в путь пустился странствий Авраам, Где Голос некогда звучал, Сбылась надежда. Но для какой же цели? Подняться на порог - Стать ближе Упованья и Завета. Здесь Аврааму Бог явил смысл Жертвы собственного сына и Всессоженья жар. О, Авраам, Бог возлюбил сей мир настолько, Что Сына своего пожертвовал на смертный крест - С тем чтобы каждый, кто уверует в Него, Жизнь вечную обрел как животворный дар. - Не поднимай руки твоей - Во мне знак имени дарованный тебе, В нем свет знамения Завета, Назначенного Словом вековечным, Существовавшим прежде сотворенья мира. В минуту расставанья помни о вершине Мориа - она пребудет в ожиданьи дня. Кастель-Гандольфо 14 сентября 2002 года Мориар (др. евр.)- Страх Господень, служение Господу (2 Пар 3, 1). "Трех видел, Единому поклонился" (лат.) (Быт 18, 1-14) - "Тема несравненной Иконы Андрея Рублева - высочайшей вершины русского искусства" (Иоанн Павел II. Слово на завершение реставрации Сикстинской капеллы, 8 апреля 1994). Рим 4, 18 - 25. Мф 13,35 Быт 22, 12. *----------------------- Переводчик Виктор Гайдук *----------------------- Послесловие По прошествии лет перерыва в поэтическом творчестве, Иоанн Павел II обратился к миру языком поэзии, написав "Римский триптих". Само название определяет тему и указывает на место возникновения стихов - иное, чем у прошлых стихов Кароля Войтылы. Произведение состоит из трех частей, связанных друг с другом единством внутреннего замысла. Открывают "Римский триптих" стихи о "Горном ручье". Это своего рода краткое лирическим вступлением, побуждающим читателя задуматься над тайной рождения и смерти природы, мира и человека: "Лес сбегает с горных склонов / в ритме горного ручья, / бег воды, кристальный говор / знак присутствия Тебя / Слова, корня всех начал". Так, поэт возвращается к лейтмотиву своего творчества, навеянному атмосферой горных пейзажей где-нибудь в Татрах или в Бескидах. Нам неизвестно, что подвигло Святого Отца к размышлению о Боге в тиши горных вершин и обратило слух его к таинственному говору горного ручья. Как знать, было ли это в Альпах или во время паломничества в польские горы? Окрашенная элегическими красками увертюра "Горного ручья" вводит читателя в пространство большой поэзии. На этот раз не природа, а великая живопись Микеланджело и ее сокровенная реальность оказываются в центре размышлений Иоанна Павла II: "Переступить готов порог Сикстинский", -подготавливает он читателя.. Войдя в Сикстинскую капеллу, он предельно откровенен в своих чувствах: "Скрывать не станем изумленья". Это "изумление" перед лицом главных вопросов - Тайны сотворения мира и человека, их будущности. Речь идет о "Начале", вызванном из небытия Создателем, и о завершении Бытия: "День Страшного Суда / смерть суждена лишь раз, все разрешит Судья". Размышления Иоанна Павла II, затаившего дыхание на пороге Сикстинской капеллы, способны напитать ум и сердце читателя, напоминая о том восхищении, которое неизменно вызывают у Папы фрески Микеланджело. Сикстинская капелла сыграла в его жизни исключительно важную роль. Так, в заключение поэтического размышления он вспоминает год двух конклавов: в сентябре 1987 года коллегия кардиналов, собравшаяся в Сикстине, избрала Папой Иоанна Павла II. "Все повториться вновь, когда пробьет мой час" - с волнением читаем мы слова, завещанные нам на исходе 2002 года. Вникая в эту часть размышлений, следует принять во внимание, что фрески Сикстинской капеллы были отреставрированы в 90-е годы. Открытие главной стены Сикстинской капеллы состоялось 8 апреля 1994 года. Папа выступил тогда с приветственным словом, поэтическим выражением и углублением которого и является "Римский триптих". В выступлении, посвященном фрескам Микеланджело, Иоанн Павел II сказал, что художественное видение великого живописца, запечатленное на сводах капеллы, открывает беспредельные горизонты христианской теологии, сосредоточенно размышляющей об "Альфе" и "Омеге" - Начале мироздания и Страшном Суде, Таинстве и истории Творения и, самое главное, - о Христе, Искуплении и Судии мира сего. Заключительная третья часть "Римского триптиха", озаглавленная "Вершина Мориа", повествует об Аврааме, приносящем в жертву сына. Так предвосхищена грядущая Жертва Сына, свершенная Богом Отцом, изливающая на "Триптих" свет Искупления. Марек Скварницки Краков, декабрь 2002 г.