ье
     Спасающейся Дафны превращенье,
     Так и мое узрел бы дольный свет.
     Когда бы знал я, что надежды нет
     На большее слиянье (о, мученье!),
     Я твердым камнем стал бы в огорченье,
     Бесчувственным для радостей и бед.
     И, мрамором ли став, или алмазом,
     Бросающим скупую жадность в дрожь,
     Иль яшмою, ценимой так высоко,
     Я скорбь мою, я все забыл бы разом
     И не был бы с усталым старцем схож,
     Гигантской тенью застившим Марокко.


     LVI

     Отсрочив милосердную отраду,
     Слепою жаждой сердце поражая,
     Мгновенья бередят мою досаду,
     И речь моя вредит мне, как чужая.
     Какая тень расти мешает саду,
     Плодам обетованным угрожая?
     Что там за зверь грозит в загоне стаду?
     Кто не дает собрать мне урожая?
     Подобным упованием строптивым
     Амур меня казнит не без причины:
     Надеяться больней нетерпеливым;
     И нахожу совет я справедливым:
     Пока не дожил смертный до кончины,
     Не называйте смертного счастливым.


     LVII

     Мгновенья счастья на подъем ленивы,
     Когда зовет их алчный зов тоски,
     Но, чтоб уйти, мелькнув, - как тигр, легки.
     Я сны ловить устал. Надежды лживы.
     Скорей снега согреются, разливы
     Морей иссохнут, невод рыбаки
     В горах закинут, там, где две реки,
     Евфрат и Тигр, влачат свои извивы
     Из одного истока, Феб зайдет, -
     Чем я покой найду иль от врагини,
     С которой ковы на меня кует
     Амур, мой бог, дождуся благостыни.
     И мед скупой - устам, огонь полыни
     Изведавшим, - не сладок, поздний мед!
     На первый дар, синьор мой, отдохнуть
     Склоняйтесь вы щекой, от слез усталой,
     И на Амура сердце как попало
     Не тратьте, сколь суров он к вам ни будь.
     Вторым вы прикрывайте слева грудь
     От стрел его, которых здесь немало
     И летом и зимою пролетало,
     Один и тот же пролагая путь.
     Чтоб утолить сердечные печали,
     Из третьего травы вкушайте сок:
     Он сладостен в конце, горчит вначале.
     И - дерзости б вы тут не увидали! -
     Стигийский не страшит меня челнок,
     Питай лишь вы приязнь ко мне и дале.


     LX

     Мой слабый дар в тени своих ветвей
     Питало благородное растенье,
     Хотя ко мне не знало снисхожденья
     И мукой не тревожилось моей.
     Жестокостью я ранен тем сильней,
     Что в доброте его не знал сомненья, -
     И вот я устремляю помышленья
     К тому, чтоб горе высказать полней.
     Ужель меня помянет добрым словом,
     Кому мой стих в любви опорой был,
     Но кто утратил все свои надежды?
     Тот лавр не наградит поэта пыл,
     От молний не послужит