Чья доброта на небо вознесла
     Мою печаль и мой укор судьбине,
     Чтобы моя владычица поныне
     Являться мне во всей красе могла,
     Исполнена душевного тепла
     И кротости, чужда былой гордыни?
     И, обретая силы в благостыне,
     Я вновь живу - и жизнь моя светла.
     Блаженна та, кто благость льет в другого
     Доступными лишь им - ему и ей -
     Видением и тайным смыслом слова.
     Я слышу: "Верный мой, не сожалей
     О том, что я была с тобой сурова", -
     И меркнет солнце от таких речей.


     CCCXLII

     Питаю сердце тем, чего довольно
     От господина моего имею.
     Зальюсь слезами, вздрогнув, побледнею, -
     Так от глубокой раны сердцу больно.
     Но часто мне, простертому безвольно,
     Является она. Нет схожих с нею!
     И у моей постели - я не смею
     Взглянуть! - она садится, сердобольна.
     Лицом горячим чувствую прохладу
     Руки, которой сердце так желало,
     И речь ее приносит мне отраду:
     - Не плачь по мне. Ужель ты плакал мало?
     С отчаяньем и знанью нету сладу.
     Будь жив и ты, как я не умирала.


     CCCXLIII

     Ни взгляда, ни лица, ни золотого
     Сиянья головы ее склоненной.
     Из уст ее, на небо вознесенной,
     Никто не слышит ангельского слова.
     Как я живу? - я удивляюсь снова.
     Да я б и не жил, если б истомленной
     Душе ниспослан не бывал Мадонной
     Свиданья миг средь сумрака земного.
     И как она внимательна при этом
     К словам того, чьи муки так жестоки,
     Под утро приходя к нему с приветом.
     Когда же день забрезжит на востоке,
     Она уходит, вспугнутая светом,
     И влажны у нее глаза и щеки.


     CCCXLIV

     Быть может, сладкой радостью когда-то
     Была любовь,4 хоть не скажу когда;
     Теперь, увы! она - моя беда,
     Теперь я знаю, чем она чревата.
     Подлунной гордость, та, чье имя свято,
     Кто ныне там, где свет царит всегда,
     Мне краткий мир дарила иногда,
     Но это - в прошлом. Вот она, расплата!
     Смерть унесла мои отрады прочь,
     И даже дума о душе на воле
     Бессильна горю моему помочь.
     Я плакал, но и пел. Не знает боле
     Мой стих разнообразья: день и ночь
     В Глазах и на устах - лишь знаки боли.


     CCCXLV

     Любовь и скорбь - двойная эта сила
     Толкнула мой язык на ложный путь:
     Сказать о милой то, что, правдой будь,
     Кощунством бы невероятным было!
     В том, что безмерных мук не облегчила,
     Что утешеньем не согрела грудь,