в слова.
     Их безутешный плач извне услышать трудно,
     Он глубоко во мне, а я от горя глух,
     И впредь мне горевать и впредь страдать от ран.
     Воистину мы прах и сиротливый дух,
     Воистину - слепцы, а жажда безрассудна,
     Воистину мечты в себе таят обман.


     CCXCV

     Что делать с мыслями? Бывало, всякий раз
     Они лишь об одном предмете толковали:
     "Она корит себя за наши все печали,
     Она тревожится и думает о нас".
     Надежды этой луч и ныне не погас:
     Она внимает мне из поднебесной дали
     С тех пор, как дни ее земные миновали,
     С тех пор, как наступил ее последний час.
     Счастливая душа! Небесное созданье!
     Чудесная краса, которой равных нет! -
     Она в свой прежний рай вернулась, где по праву
     Блаженство ей дано за все благодеянья!
     А здесь, в кругу живых, ее безгрешный свет
     И жар моей любви ей даровали славу.


     CCXCVI

     Я прежде склонен был во всем себя винить,
     А ныне был бы рад своей былой неволе
     И этой сладостной и этой горькой боли,
     Которую сумел потайно сохранить.
     О Парки злобные! Вы оборвали нить
     Единственной судьбы, столь милой мне в юдоли,
     У золотой стрелы вы древко раскололи,
     А я для острия был счастлив грудь открыть.
     Когда она жила, мой дух отверг свободу,
     И радости, и жизнь, и сладостный покой,
     Все это обрело и смысл и образ новый.
     Напевам, сложенным кому-нибудь в угоду,
     Я стоны предпочел во имя той, одной,
     И гибельный удар, и вечные оковы.


     CCXCVII

     В ней добродетель слиться с красотою
     Смогли в столь небывалом единенье,
     Что в душу к ней не занесли смятенья,
     Не мучили присущей им враждою.
     Смерть разделила их своей косою:
     Одна - навеки неба украшенье,
     В земле - другая. Кротких глаз свеченье
     Поглощено могилой роковою.
     Коль вслед любви, почиющей во гробе,
     Ее устам, речам, очам (фиалам
     Небесным, что досель мой дух тревожат)
     Отправиться - мой час пока не пробил,
     То имени блаженному, быть может,
     Я послужу еще пером усталым.


     CCXCVHI

     Оглядываюсь на года былого:
     Их бег мои развеял помышленья,
     Смел пламень леденящего горенья,
     Смел след покоя, горького и злого.
     Любовным снам я не поверю снова:
     Разбиты оба жизни утоленья:
     То - в небесах, а то - добыча тленья;
     Приятью мук утрачена основа.
     Я потрясен и зрю себя столь нищим,
     Что в зависть мне нижайшая судьбина:
     Сам пред собой я в жалости и страхе.
     Звезда моя! Судьба моя! Кончина -