CCXC

     Как странен свет! Я нынче восхищен
     Тем, что вчера претило; вижу, знаю,
     Что муками я счастья достигаю,
     А за борьбой короткой - вечный сон.
     Обман надежд, желаний, - кто влюблен,
     Тот сотни раз испил его до краю.
     С той радость как ущерб я постигаю,
     Чей нынче в небе дух, прах - погребен.
     Амур слепой, ум злостный - все сбивало
     Меня с пути, я влекся дикой силой
     Туда, где смерть меня одна ждала.
     Благословенна ты, что, берег милый
     Мне указав, надеждой обуздала
     Пыл буйной страсти - и меня спасла.


     CCXCI

     На землю златокудрая Аврора
     Спускается с небесной высоты,
     И я вздыхаю с чувством пустоты:
     "Лаура - там". И мыслям нет простора.
     Титон, ты знаешь каждый раз, что скоро
     Сокровище свое получишь ты,
     Тогда как мне до гробовой черты
     Любезным лавром не лелеять взора.
     Счастливый! Чуть падет ночная тень,
     Ты видишь ту, что не пренебрегла
     Почтенными сединами твоими.
     Мне полнит ночь печалью, мраком - день
     Та, что с собою думы увлекла,
     Взамен оставя от себя лишь имя.


     CCXCII

     Я припадал к ее стопам в стихах,
     Сердечным жаром наполняя звуки,
     И сам с собою пребывал в разлуке:
     Сам - на земле, а думы - в облаках.
     Я пел о золотых ее кудрях,
     Я воспевал ее глаза и руки,
     Блаженством райским почитая муки,
     И вот теперь она - холодный прах.
     А я без маяка, в скорлупке сирой
     Сквозь шторм, который для меня не внове,
     Плыву по жизни, правя наугад.
     Да оборвется здесь на полуслове
     Любовный стих! Певец устал, и лира
     Настроена на самый скорбный лад.


     CCXCIII

     Коль скоро я предвидеть был бы в силе
     Успех стихов, где я вздыхал о ней,
     Они росли бы и числом скорей
     И большим блеском отличались в стиле.
     Но Муза верная моя в могиле, -
     И, продолженье песен прежних дней,
     Не станут строфы новые светлей,
     Не станут благозвучнее, чем были.
     Когда-то не о славе думал я,
     Но лишь о том мечтал, чтоб каждый слог
     Биеньем сердца был в составе слова.
     Теперь бы я творить для славы мог,
     Но не бывать тому: любовь моя
     Зовет меня - усталого, немого.


     CCXCIV

     Она жила во мне, она была жива,
     Я в сердце жалкое впустил ее - синьору.
     Увы, все кончено. Где мне найти опору?
     Я мертв, а ей дано бессмертье божества.
     Душе ограбленной утратить все права,
     Любви потерянной скитаться без призору,
     Дрожать от жалости плите надгробной впору,
     И некому их боль переложить