освободила,
     Расторгнут узел, огнь угас, сметенный,
     Пред ней и сила - в прах, и дар прямой.


     ССLХХII

     Уходит жизнь - уж так заведено, -
     Уходит с каждым днем неудержимо,
     И прошлое ко мне непримиримо,
     И то, что есть, и то, что суждено.
     И позади, и впереди - одно,-
     И вспоминать, и ждать невыносимо,
     И только страхом божьим объяснимо,
     Что думы эти не пресек давно.
     Все, в чем отраду сердце находило,
     Сочту по пальцам. Плаванью конец:
     Ладье не пересилить злого шквала.
     Над бухтой буря. Порваны ветрила,
     Сломалась мачта, изнурен гребец
     И путеводных заезд как не бывало.


     CCLXXIII

     Зачем, зачем даешь себя увлечь
     Тому, что миновалось безвозвратно,
     Скорбящая душа? Ужель приятно
     Себя огнем воспоминаний жечь?
     Умильный взор и сладостная речь,
     Воспетые тобой тысячекратно,
     Теперь на небесах, и непонятно,
     Как истиною можно пренебречь.
     Не мучь себя, былое воскрешая,
     Не грезой руководствуйся слепой,
     Но думою, влекущей к свету рая, -
     Ведь здесь ничто не в радость нам с тобой,
     Плененным красотой, что, как живая,
     По-прежнему смущает наш покой.


     CCLXXIV

     Покоя дайте мне, вы, думы злые:
     Амур, Судьба и Смерть - иль мало их? -
     Теснят повсюду, и в дверях моих,
     Пусть мне и не грозят бойцы иные.
     А сердце, - ты, как и во дни былые,
     Лишь мне ослушно, - ярых сил каких
     Не укрываешь, быстрых и лихих
     Врагов моих пособник, не впервые?
     В тебе Амур таит своих послов,
     В тебе Судьба все торжества справляет,
     И Смерть удар свой рушит надо мною -
     Разбить остаток жизни угрожает;
     В тебе и мыслям суетнейшим кров;
     Так ты одно всех бед моих виною.


     CCLXXV

     Глаза мои! - зашло то солнце, за которым
     В нездешние края пора собраться нам...
     Мы снова будем с ним, - оно заждалось там, -
     Горюет, судит нас по нашим долгим сборам...
     О слух мой! - к ангельским теперь приписан хорам
     Тот голос, более понятный небесам.
     Мой шаг! - зачем, за той пускаясь по пятам,
     Что окрыляла нас, ты стал таким нескорым?
     Итак, зачем вы все мне дали этот бой?
     Не я причиною, что убежала взгляда,
     Что обманула слух, что отнята землей, -
     Смерть - вот кого хулить за преступленье надо!
     Того превознося смиренною хвалой,
     Кто разрешитель уз, и после слёз - отрада.


     CCLXXVI