адая, стал до срока сед.


     CCXI

     Хлысту любви я должен покориться,
     У страсти и привычки в поводу
     Вослед надежде призрачной иду,
     Мне на сердце легла ее десница.
     Не видя, сколь коварна проводница,
     Ей верит сердце на свою беду,
     Во власти чувств рассудок, как в бреду,
     Желаний бесконечна вереница.
     Краса и святость завладели всем,
     В густых ветвях я пойман был нежданно,
     Как птица, бьется сердце взаперти.
     В то лето - тыща триста двадцать семь,
     Шестого дня апреля, утром рано
     Вступил я в лабиринт - и не уйти.


     CCXII

     Во сне я счастлив, радуюсь тоске,
     К теням и ветру простираю длани,
     Кочую в море, где ни дна, ни грани,
     Пишу на струях, строю на песке.
     Как солнце мне сияет вдалеке,
     И слепнет взор, и словно все в тумане,
     Спешу я по следам бегущей лани
     На колченогом немощном быке.
     Все, что не ранит, привлечет едва ли.
     - Нет, я стремлюсь во сне и наяву
     К Мадонне, к смерти, к роковому краю.
     Все эти двадцать долгих лет печали
     Стенаньями и вздохами живу.
     Я пойман, я люблю, я умираю.


     CCXIII

     Такой небесный дар - столь редкий случай:
     Здесь добродетелей высоких тьма,
     Под сенью светлых прядей - свет ума,
     Сияет скромность красотою жгучей.
     Чарует голос ласковый, певучий,
     Осанка так божественно пряма,
     Во всех движеньях - чистота сама,
     Пред ней склонится и гордец могучий.
     Способен взор окаменить и сжечь,
     И тьму, и ад пронзят его сполохи,
     Исторгнув душу, в плоть вернут опять.
     А этот сладкий голос, эта речь,
     Где полны смысла и слова и вздохи! -
     Вот что меня могло околдовать.


     CCXV

     При благородстве крови - скромность эта,
     Блестящий ум - и сердца чистота,
     При замкнутости внешней - теплота,
     И зрелый плод - от молодого цвета, -
     Да, к ней щедра была ее планета,
     Вернее - царь светил, и высота
     Ее достоинств, каждая черта
     Сломили бы великого поэта.
     В ней сочетал Господь любовь и честь,
     Очарованьем наделя под стать
     Природной красоте - очам на радость.
     И что-то у нее во взоре есть,
     Что в полночь день заставит засиять,
     Даст горечь меду и Польши - сладость


     CCXVI

     Весь день в слезах; ночь посвящаю плачу;
     Всем бедным смертным отдыхать в покое,
     Мне ж суждено терзаться в муках вдвое:
     Так я, живя, на слезы время трачу.
     Глаза во влаге жгучей с болью прячу,
     Тоскует сердце; в мире все живое
     Нужней меня: от стрел любви так