о дыханье.


     CXXXII

     Коль не любовь сей жар, какой недуг
     Меня знобит? Коль он - любовь, то что же
     Любовь? Добро ль?.. Но эти муки, Боже!..
     Так злой огонь?.. А сладость этих мук!..
     На что ропщу, коль сам вступил в сей круг?
     Коль им пленен, напрасны стоны. То же,
     Что в жизни смерть, - любовь. На боль похоже
     Блаженство. "Страсть", "страданье" - тот же звук.
     Призвал ли я иль принял поневоле
     Чужую власть?.. Блуждает разум мой.
     Я - утлый челн в стихийном произволе.
     И кормщика над праздной нет кормой.
     Чего хочу - с самим собой в расколе, -
     Не знаю. В зной - дрожу; горю - зимой.


     CXXXIII

     Я выставлен Амуром для обстрела,
     Как солнцу - снег, как ветру - мгла тумана,
     Как воск - огню. Взывая постоянно
     К вам, Донна, я охрип. А вам нет дела.
     Из ваших глаз внезапно излетела
     Смертельная стрела, и непрестанно
     От вас исходят - это вам лишь странно -
     Вихрь, солнце и огонь, терзая тело.
     От мыслей-стрел не спрятаться. Вы сами
     Как солнце, Донна, а огонь - желанье.
     Все это колет, ослепляет, глушит.
     И ангельское пенье со словами
     Столь сладкими, что в них одно страданье,
     Как дуновенье, жизнь во мне потушит.


     CXXXIV

     Мне мира нет, - и брани не подъемлю.
     Восторг и страх в груди, пожар и лед.
     Заоблачный стремлю в мечтах полет -
     И падаю, низверженный, на землю.
     Сжимая мир в объятьях, - сон объемлю.
     Мне бог любви коварный плен кует:
     Ни узник я, ни вольный. Жду - убьет;
     Но медлит он, - и вновь надежде внемлю.
     Я зряч - без глаз; без языка - кричу.
     Зову конец - и вновь молю: "Пощада!"
     Кляну себя - и все же дни влачу.
     Мой плач - мой смех. Ни жизни мне не надо,
     Ни гибели. Я мук своих - хочу...
     И вот за пыл сердечный мой награда!


     CXXXVI

     Что ж, в том же духе продолжай, покуда
     Небесного огня не навлекла!
     Ты бедностью былой пренебрегла,
     Ты богатеешь - а другому худо.
     Вся мерзость на земле идет отсюда,
     Весь мир опутан щупальцами зла,
     Ты ставишь роскошь во главу угла,
     Презренная раба вина и блуда.
     Здесь старики и девы Сатане
     Обязаны, резвясь, игривым ладом,
     Огнем и зеркалами на Стене.
     А ведь тебя секло дождем и градом,
     Раздетую, босую на стерне.
     Теперь ты Бога оскорбляешь смрадом.


     CXXXVII

     В мех скряга Вавилон так вбил громаду
     Зол, мерзких преступлений и порока,
     Что лопнул он; богов стал чтить высоко:
     Венеру с Вакхом, Зевса и Палладу.
     Жду правых дел, - нет сил, нет с мукой сладу:
     Вот нового с