я ж избран


     LXXVI

     Амур, прибегнув к льстивому обману,
     Меня в темницу древнюю завлек
     И ключ доверил, заперев замок,
     Моей врагине, моему тирану.
     Коварному осуществиться плану
     Я сам по легковерию помог.
     Бежать! - но к горлу подступил комок,
     Хочу воспрять - и страшно, что воспряну.
     И вот гремлю обрывками цепей,
     В глазах потухших можно без запинки
     Трагедию прочесть души моей.
     Ты скажешь, не увидев ни кровинки
     В моем лице: "Он мертвеца бледней -
     Хоть нынче по нему справляй поминки!"


     LXXVH

     Меж созданных великим Поликлетом
     И гениями всех минувших лет -
     Меж лиц прекрасных не было и нет
     Сравнимых с ним, стократно мной воспетым,
     Но мой Симоне был в раю - он светом
     Иных небес подвигнут и согрет,
     Иной страны, где та пришла на свет,
     Чей образ обессмертил он портретом.
     Нам этот лик прекрасный говорит,
     Что на земле - небес она жилица,
     Тех лучших мест, где плотью дух не скрыт,
     И что такой портрет не мог родиться,
     Когда художник с неземных орбит
     Сошел сюда - на смертных жен дивиться.


     L XXVIII

     Когда, восторгом движимый моим,
     Симоне замышлял свое творенье,
     О если б он, в высоком устремленье,
     Дал голос ей и дух чертам живым.
     Я гнал бы грусть, приглядываясь к ним,
     Что любо всем, того я ждал в волненье,
     Хотя дарит она успокоенье
     И благостна, как божий херувим.
     Беседой с ней я часто ободрен
     И взором неизменно благосклонным.
     Но все без слов... А на заре времен
     Богов благословлял Пигмалион.
     Хоть раз бы с ней блаженствовать, как он
     Блаженствовал с кумиром оживленным.


     LXXIX

     Когда любви четырнадцатый год
     В конце таким же, как вначале, будет,
     Не облегчит никто моих невзгод,
     Никто горячей страсти не остудит.
     Амур вздохнуть свободно не дает
     И мысли к одному предмету нудит,
     Я изнемог: мой бедный взгляд влечет
     Все время та, что скорбь во мне лишь будит.
     Я потому и таю с каждым днем,
     Чего не видит посторонний взор,
     Но не ее, что шлет за мукой муку.
     Я дотянул с трудом до этих пор;
     Когда конец - не ведаю о том,
     Но с жизнью чую близкую разлуку.


     LXXXI

     Устав под старым бременем вины
     И тягостной привычки, средь дороги
     Боюсь упасть, боюсь, откажут ноги
     И попаду я в лапы сатаны.
     Бог низошел мне в помощь с вышины,
     И милостив был лик, дотоле строгий,
     Но он вознесся в горние чертоги,
     И там его черты мне не видны.
     А на земле гремит глагол доныне:
     "Вот правый путь для страждущих в пустыне