вижу разницы в чинах.

                     Всего того я не умею.
                     А чем же я похвастать смею?
                     Со всеми лажу и дружу:

                     Приветствуют - иду навстречу,
                     Пошлют поклон - тремя отвечу,
                     Не видят - мимо прохожу.


LXXV

                     Любимый Горд, мой верный брат!
                     Ты мне дороже солнца в мае.
                     Но видно, нас природа злая
                     Настроила на разный лад.

                     Ты повторяешь мне сто крат,
                     Что бесишься, лгуну внимая,
                     Не можешь слышать краснобая,
                     Тебе претят болтун и фат.

                     В тебя, мой друг, судья вселился,
                     А я душой угомонился
                     И по себе ряжу всегда:

                     Со мной любезны - я им вторю,
                     Со мной согласны - я не спорю,
                     А нет - на это нет суда.


LXXVI

                     Хула нам ближе, чем хвала.
                     Предпочитаем мы злословье.
                     Глядим с особенной любовью
                     В чуть-чуть кривые зеркала.

                     Нам правда до сих пор мила.
                     Ей отдаемся - при условье,
                     Что обойдется малой кровью
                     Разоблаченье ею зла.

                     Шутов не бьют - таков обычай.
                     Все дружно берегут приличья,
                     Но терпят непристойный стих.

                     Так на веселом карнавале
                     Не любят маски, чтоб срывали,
                     Но могут заглянуть за них.


LXXVII

                     Ты обещал, мой друг ворчит,
                     Делиться жалобами в горе,
                     А в обличительном задоре
                     Смеешься и теряешь стыд.

                     Я обещал рыдать навзрыд
                     И причитать с тоской во взоре,
                     Но не всегда бушует море
                     И солнце не всегда палит.

                     Потом, мой смех особой стати.
                     Металла нет в его раскате.
                     Он словно в мягкое обут.

                     Он сопряжен с душевной болью,
                     Его не жалуют в застолье
                     И сардоническим зовут.


LXXVIII

                     Неаполь, Геную, Милан
                     Я нынче обойду рассказом
                     И перейду, мой милый, сразу
                     К тому, чье имя - Ватикан.

                     Хотя несбыточен мой план.
                     Ведь церковь не окинешь глазом:
                     Она и б