умолку
                     И автора сбивает с толку:
                     Оставить, править что ему.

                     Другой тиранит мелкой злобой.
                     Но добиваются тем оба,
                     Что остываю я к письму.


LXVIII

                     Мне не по нраву спесь испанца,
                     У немцев - вечный их запой,
                     Женевцев - их язык пустой
                     И глупость - неаполитанца.

                     Коварный нрав венецианца,
                     Бургундца опыт продувной,
                     Нескромность Франции родной,
                     Высокомерие британца,

                     К наживе страсть у флорентийца,
                     А у безгрешного мальтийца -
                     Что Бог ему грехов не даст.

                     У каждой нации огрехи.
                     Но это миру не помеха.
                     Страшней - ученый муж-схоласт.


LXXII

                     Закончив толстую тетрадь,
                     Иным, по сути, человеком,
                     Я снова к римлянам и грекам
                     Вернусь и стану их читать.

                     Я в руки их возьму опять
                     Не от соблазна древним веком,
                     А чтобы в их великих реках
                     Себя еще раз обкатать.

                     Так камень, водами несомый,
                     Притрется к одному, к другому -
                     Чтоб галькой стать в конце ручья.

                     Но надо действовать по силам.
                     Переусердствуя точилом,
                     Лишиться можно острия.


LXXIII

                     Неловко видеть мудреца,
                     Который, добиваясь счастья,
                     В себе выцеживает страсти
                     Уже в преддверии конца.

                     Но хуже старость у юнца,
                     Когда он, домогаясь власти,
                     Скрывает маскою участья
                     Холодный облик подлеца.

                     Сравненья есть у наших басен:
                     "Как молодой он волк опасен",
                     "Тот грязен как козел седой".

                     И эти родственны скотине:
                     Один - свинье в грязи и тине,
                     Другого ж назову лисой.


LXXIV

                     Ты как-то мне сказал в сердцах,
                     Что стал я гордецом отпетым.
                     Не ведаю, к чему бы это:
                     Живу все так же, как монах,

                     Как прежде, не знаток в гербах,
                     Не разбираюсь в этикете,
                     Не развлекаюсь в высшем свете,
                     Н