лую ночь кудреглавые мужи ахейцы по стану 
Вкруг пировали, а Трои сыны и союзники - в граде. 
Целую ночь им беды совещал олимпийский провидец, 
Грозно гремящий,- и страх находил на пирующих бледный: 
Мужи вино проливали из кубков; не смел ни единый    {480} 
Пить, не возлив наперед всемогущему Кронову сыну. 
Все наконец возлегли и дарами сна насладились. 

  

 

 

ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ. 

СОБРАНИЕ БОГОВ. ПРЕРВАННАЯ БИТВА. 

  

   В ризе златистой Заря простиралась над всею землею, 
Как богов на собор призвал молнелюбец Кронион; 
И, на высшей главе многохолмного сидя Олимпа, 
Сам он вещал; а бессмертные окрест безмолвно внимали. 
"Слушайте слово мое, и боги небес, и богини:    {5} 
Я вам поведаю, что мне в персях сердце внушает; 
И никто от богинь, и никто от богов да не мыслит 
Слово мое ниспровергнуть; покорные все совокупно 
Мне споспешайте, да я беспрепятственно дело исполню! 
Кто ж из бессмертных мятежно захочет, и я то узнаю,    {10} 
С неба сойти, пособлять илионянам или данаям, 
Тот, пораженный позорно, страдать на Олимп возвратится! 
Или восхичу его и низвергну я в сумрачный Тартар, 
В пропасть далекую, где под землей глубочайшая бездна: 
Где и медяный помост, и ворота железные. Тартар,    {15} 
Столько далекий от ада, как светлое небо от дола! 
Там он почувствует, сколько могучее всех я бессмертных! 
Или дерзайте, изведайте, боги, да все убедитесь: 
Цепь золотую теперь же спустив от высокого неба, 
Все до последнего бога и все до последней богини    {20} 
Свесьтесь по ней; но совлечь не возможете с неба на землю 
Зевса, строителя вышнего, сколько бы вы ни трудились! 
Если же я, рассудивши за благо, повлечь возжелаю, - 
С самой землею и с самым морем ее повлеку я 
И моею десницею окрест вершины Олимпа    {25} 
Цепь обовью; и вселенная вся на высоких повиснет - 
Столько превыше богов и столько превыше я смертных!" 

   Так он вещал, - и молчанье глубокое боги хранили, 
Все пораженные речью: ужасно грозен вещал он; 
Но наконец светлоокая так возгласила Афина:    {30} 
"О всемогущий отец наш, Кронион, верховный владыко! 
Ведаем мы совершенно, что сила твоя необорна; 
Но милосердуем мы об ахеянах, доблестных воях, 
Кои, судьбу их жестокую скоро исполнив, погибнут. 
Все мы, однако, от брани воздержимся, если велишь ты;    {35} 
Мы лишь советы внушим аргивянам, да храбрые мужи 
В Трое погибнут не все под твоим сокрушительным гневом". 

   Ей, улыбаясь, ответствовал тучегонитель Кронион: 
"Бодрствуй, Тритония, милая дочь! не с намереньем в сердце 
Я говорю, и с тобою милостив быть я желаю".    {40} 

   Так произнес он - и впряг в колесницу коней медноногих, 
Бурно летающих, гривы волнующих вкруг золотые; 
Золотом сам он оделся; в руку художеством дивный 
Бич захватил золотой и на блещущей стал колеснице; 
Коней погнал, - и послушные быстро они полетели,    {45} 
Между землею паря и звездами усеянным небом. 
Он устремлял их на Иду, зверей многоводную матерь, 
К Гаргару холму, где роща его и алтарь благовонный. 
Там коней удержал повелитель бессмертных и смертных 
И, от ярма отрешив, окружил их мраком великим.    {50} 
Сам на вершине Идейской воссел, величаяся славой, 
Град созерцая троян и суда меднобронных данаев. 

   Тою порой укрепилися снедью ахейские мужи, 
Быстро по кущам и в битву оружием все покрывались. 
Трои сыны на другой стороне ополчались но граду,    {55} 
В меньшем числе, но и так готовые крепко сражаться, 
Нуждой влекомые кровной, сражаться за жен и детей их. 
Все растворились ворота; из оных зареяли рати 
Конные, пешие; шум между толп их воздвигся ужасный. 

   Рати, на место одно устремляйся, быстро сошлися;    {60} 
Разом сразилися кожи, сразилися копья и силы 
Воинов, медью одеянных; выпуклобляшные разом 
Сшиблись щиты со щитами; гром поднялся ужасный. 
Вместе смешались победные крики и смертные стоны 
Воев губящих и гибнущих; кровью земля заструилась.    {65} 

   Долго, как длилося утро и день возрастал св