гнев, но покорность полезнее будет: 
Кто бессмертным покорен, тому и бессмертные внемлют". 

   Рек, и на сребряном черене стиснул могучую руку 
И огромный свой меч в ножны опустил, покоряся    {220} 
Слову Паллады; Зевсова дочь вознеслася к Олимпу, 
В дом Эгиоха отца, небожителей к светлому сонму. 
Но Пелид быстроногий суровыми снова словами 
К сыну Атрея вещал и отнюдь необуздывал гнева: 
"Грузный вином, со взорами песьими, с сердцем еленя!    {225} 
Ты никогда ни в сраженье открыто стать перед войском, 
Ни пойти на засаду с храбрейшими рати мужами 
Сердцем твоим не дерзнул: для тебя то кажется смертью. 
Лучше и легче стократ по широкому стану ахеян 
Грабить дары у того, кто тебе прекословить посмеет.    {230} 
Царь пожиратель народа! Зане над презренными царь ты, - 
Или, Атрид, ты нанес бы обиду, последнюю в жизни! 
Но тебе говорю, и великою клятвой клянуся, 
Скипетром сим я клянуся, который ни листьев, ни ветвей 
Вновь не испустит, однажды оставив свой корень на холмах,    {235} 
Вновь не прозябнет, - на нем изощренная медь обнажила 
Листья и кору, - и ныне который ахейские мужи 
Носят в руках судии, уставов Зевесовых стражи, - 
Скиптр сей тебе пред ахейцами будет великою клятвой: 
Время придет, как данаев сыны пожелают Пелида .    {240} 
Все до последнего; ты ж, и крушася, бессилен им будешь 
Помощь подать, как толпы их от Гектора мужеубийцы 
Свергнутся в прах; и душой ты своей истерзаешься, бешен 
Сам на себя, что ахейца храбрейшего так обесславил". 

   Так произнес, и на землю стремительно скипетр он бросил,    {245} 
Вкруг золотыми гвоздями блестящий, и сел меж царями. 
Против Атрид Агамемнон свирепствовал сидя; и 
Нестор Сладкоречивый восстал, громогласный вития пилосский: 
Речи из уст его вещих, сладчайшие меда, лилися. 
Два поколенья уже современных ему человеков    {250} 
Скрылись, которые некогда с ним возрастали и жили 
В Пилосе пышном; над третьим уж племенем царствовал старец. 
Он, благомыслия полный, советует им и вещает: 
"Боги! великая скорбь на ахейскую землю приходит! 
О! возликует Приам и Приамовы гордые чада,    {255} 
Все обитатели Трои безмерно восхитятся духом, 
Если услышат, что вы воздвигаете горькую распрю, - 
Вы, меж данаями первые в сонмах и первые в битвах! 
Но покоритесь, могучие! оба меня вы моложе, 
Я уже древле видал знаменитейших вас браноносцев;    {260} 
С ними в беседы вступал, и они не гнушалися мною. 
Нет, подобных мужей не видал я и видеть не буду, 
Воев, каков Пирифой и Дриас, предводитель народов, 
Грозный Эксадий, Кеней, Полифем, небожителям равный, 
И рожденный Эгеем Тесей, бессмертным подобный!    {265} 
Се человеки могучие, слава сынов земнородных! 
Были могучи они, с могучими в битвы вступали, 
С лютыми чадами гор, и сражали их боем ужасным. 
Был я, однако, и с оными в дружестве, бросивши Пилос, 
Дальную Апии землю: меня они вызвали сами.    {270} 
Там я, по силам моим, подвизался; но с ними стязаться 
Кто бы дерзнул от живущих теперь человеков наземных? 
Но и они мой совет принимали и слушали речи. 
Будьте и вы послушны: слушать советы полезно. 
Ты, Агамемнон, как ни могущ, не лишай Ахиллеса    {275} 
Девы: ему как награду ее даровали ахейцы. 
Ты, Ахиллес, воздержись горделиво с царем препираться: 
Чести подобной доныне еще не стяжал ни единый 
Царь скиптроносец, которого Зевс возвеличивал славой. 
Мужеством ты знаменит, родила тебя матерь-богиня;    {280} 
Но сильнейший здесь он, повелитель народов несчетных. 
Сердце смири, Агамемнон: я, старец, тебя умоляю, 
Гнев отложи на Пелида героя, который сильнейший 
Всем нам, ахейцам, оплот в истребительной брани троянской". 

   Быстро ему отвечал повелитель мужей, Агамемнон!    {285} 
"Так справедливо ты все и разумно, о старец, вещаешь; 
Но человек сей, ты видишь, хочет здесь всех перевысить, 
Хочет начальствовать всеми, господствовать в рати над всеми, 
Хочет указывать всем; но не я покориться намерен. 
Или, что храбрым его сотворили бессмертные боги,    {290} 
Тем позволяет ему говорить мне в лицо оскорбленья?" 

   Гневно его перервав, отвечал Ахиллес благородный: 
"Робким, ничтожным меня справедливо бы все называли, 
Если б во всем, что ни скажешь, тебе угождал я,