ыне дон Энрико
     Осушает кубок дружбы
     С цветом рыцарей кастильских,

     В этот день сидел дон Педро,
     Мрачный, злой, и, как богиня,
     Вся сияя, восседала
     С ним Мария де Падилья.

     А вон там, на нижнем месте,
     Где, одна, скучает дама,
     Утопающая в брыжах
     Плоских, белых, как тарелка,--

     Как тарелка, на которой
     Личико с улыбкой кислой,
     Желтое и все в морщинах,
     Выглядит сухим лимоном,--

     Там, яа самом .нижнем месте,
     Стул незанятым остался.
     Золотой тот стул, казалось,
     Поджидал большого гостя.

     Да, большому гостю был он,
     Золотой тот стул, оставлен,
     Но не црибыл дон Фредрего,
     Почему -- теперь мы знаем.

     Ах, в тот самый час свершилось
     Небывалое злодейство:
     Был обманом юный рыцарь
     Схвачен слугами дон Педро,

     Связан накрепко и брошен
     В башню замка, в подземелье,
     Где царили мгла и холод
     И горел один лишь факел.

     Там, среди своих подручных,
     Опираясь на секиру,
     Ждал палач в одежде красной,
     Мрачно пленнику сказал он:

     "Приготовьтесь к смерти, рыцарь.
     Как гроссмейстеру Сант-Яго,
     Вам из милости дается
     Четверть часа для молитвы".

     Преклонил колени рыцарь
     И спокойно помолился,
     А потом сказал: "Я кончил",--
     И удар смертельный принял.

     В тот же миг, едва на плиты
     Голова его скатилась,
     Подбежал к ней верный Аллан,
     Не замеченный доселе.

     И схватил зубами Аллан
     Эту голову за кудри
     И с добычей драгоценной
     Полетел стрелою наверх.

     Вопли ужаса и скорби
     Раздавались там, где мчался
     Он по лестницам дворцовым,
     Галереям и чертогам.

     С той поры, как Валтасаров
     Пир свершался в Вавилоне,
     За столом никто не видел
     Столь великого смятенья,

     Как меж нас, когда вбежал он
     С головою дон Фредрего,
     Всю в пыли, в крови, за кудри
     Волоча ее зубами.

     И на стул пустой, где должен
     Был сидеть его хозяин,
     Вспрыгн