|
Но изо всех речей не вышло ничего.
И Тур сказал тогда властительному Сельму:
“Придется нам забыть веселье и покой.
Не надо ждать того, чтоб заострились зубы
У львенка этого, чтоб он отважен стал.
Как доблестным не быть царевичу такому,
Кому наставником был сам Аферидун?
Как скоро с дедом внук в намереньях согласны,
Отныне будут нам все беды угрожать.
Так станем же теперь к войне приготовляться;
И следует спешить, откладывать нельзя”.
И всадников своих повсюду разослали,
Китай и Запад им доставили войска.
По всем их областям распространились слухи,
И множество людей отвсюду к ним стеклось.
Хоть счету не было войскам обоих братьев,
А все же их звезда уж меркнуть начала.
Направились в Иран два войска из Турана,
Под бронями себя и шлемами укрыв,
С слонами ярыми, с военным всем снарядом.
Горели злобою сердца двоих убийц.
Когда известие дошло до Феридуна,
Что вражеская рать Джихун уж перешла,
Он тотчас повелел, чтоб Менучехр царевич,
Границу перейдя, вел в степь свои войска.
Видавший много царь сказал такую притчу:
“Коль будет юноша достоинством высок,
Нежданно попадет ему козуля в сети,
Хоть сзади леопард, а ловчий впереди.
Коль терпелив, умен, искусен, осторожен,
Он льва свирепого в свою поймает сеть.
Но где бы человек, злодейство совершивший,
В исходе дня себе спасенья ни искал,
Я б и туда за ним спешил для наказанья,
Чтоб занести над ним пылающий клинок”.
Ответил Менучехр: “О, государь высокий!
Кто на тебя пойдет с намерением злым?
Лишь тот, кому судьба погибель замышляет,
Кто беззащитен стал и телом и душой.
Румийской бронею я стан свой опояшу
И не сниму с себя, узла не развяжу.
Свершая месть свою, врагов с полей сраженья
До солнца самого развею прахом я.
Средь них я никого за мужа не считаю:
Осмелятся ль они вступить со мною в бой?”.
Затем он приказал Карену войнолюбцу
Границу перейти и в степи путь держать,
И сам вне города шатер раскинул царский
И знамя царское в равнине развернул.
По долам и горам бурлило словно море,
Когда за полком полк тут двигались войска.
От пыли поднятой так светлый день затмился,
Что солнце самое казалося темно;
И шум и крик такой от войска поднимались,
Что, с острым слухом кто, и тот был как глухой.
В равнине слышалось коней арабских ржанье,
Покрывшее собой литавров громкий звук.
От стана витязей тянулись на две мили
Рядами с двух сторон огромные слоны;
И шестьдесят из них сиденья золотые,
В каменьях дорогих, имели на спине;
А на трехстах слонах навьючены припасы,
А триста остальных на бой снаряжены:
И были эти все под бронями укрыты;
Виднелись из-под лат одни глаза у них.
Палатку царскую затем убрали с места
И рать из Теммише направилася в степь.
Начальствовал над ней Карен, пылавший местью,
И было всадников всех триста тысяч в ней,
Все именитые, все бронями покрыты,
Всяк с тяжкой булавой; пошли они в поход,
Отваги полные, подобны львам свирепым
И за Иреджа все готовые отметить;
За знаменем Каве вослед они стремились,
Булатные мечи сжимая в кулаке.
Царевич Менучехр с Кареном слоновидным,
Через Нарвенский лес вступив в простор степей,
Тут смотр произвели, объехали все войско
И привели его в порядок боевой.
Он левое крыло Гершаспу предоставил,
|
|