ствие отсутствия у них единой культуры,
 общего культурного языка, - то станет понятным, что патриотизм у 
европеизированного народа всегда развит чрезвычайно слабо. Патриотизм и 
национальная гордость в таком народе - удел лишь отдельных единиц, а 
национальное самоутверждение большею частью сводится к амбициям правителей и 
руководящих политических кругов. 

Это отсутствие веры в себя, конечно, опять-таки является большим минусом в 
борьбе за существование. В частной жизни постоянно приходится наблюдать, как 
натуры не самоуверенные, мало ценящие самих себя и привыкшие к самоунижению, 
проявляют в своем поведении нерешительность, недостаточную настойчивость, и 
позволяют другим "наступать себе на ноги- и, в конце концов, подпадают под 
полную власть более решительных и самоуверенных, хотя зачастую и гораздо менее 
одаренных личностей. Совершенно таким же образом и в жизни народов нации 
мало-патриотические, с неразвитым чувством национальной гордости, всегда пасуют 
перед народами, обладающими сильным патриотизмом или национальным самомнением. 
А потому европеизированные народы, согласно всему вышесказанному, большей 
частью занимают, по отношению к исконным романогерманцам, зависимое, 
подчиненное положение. 

Все эти отрицательные последствия зависят от самого факта европеизации: степень 
европеизации при этом не играет роли. Мы знаем, что с каждым поколением 
элементы старой "туземной- культуры отступают все более на задний план, так что 
с течением времени народ, стремящийся к европеизации, должен, в конце концов, 
европеизироваться вполне, т.е. получить культуру, состоящую исключительно из 
элементов романогерманского происхождения. Этот процесс чрезвычайно длителен, 
тем более, что он протекает очень неравномерно в разных частях, разных 
социальных группах европеизированного народа. Но даже когда этот процесс вполне 
завершится, у европеизированного народа все же всегда останутся неискорененные 
предрасположения национальной психики, передаваемые путем наследственности, и 
эти предрасположения, отличные от элементов врожденной психики романогерманцев, 
все-таки будут, с одной стороны, мешать плодотворной творческой работе данного 
народа, а с другой - препятствовать успешному и быстрому усвоению им новых 
культурных ценностей, созданных природными романогерманцами. Таким образом, 
даже при достижении максимальной степени европеизации этот народ, и без того 
уже задержавшийся в своем развитии, благодаря длительному и трудному процессу 
постепенной культурной нивелировки всех своих частей и искоренению остатков 
национальной культуры, - окажется все-таки не в равных условиях с 
романогерманцами и будет продолжать "отставать". Тот факт, что с момента начала 
своей европеизации этот народ роковым образом вступает в полосу обязательного 
культурного обмена и общения с романогерманцами, делает его "отсталость- 
роковым законом. 

Но с этим "законом- мириться нельзя. Народы, не противодействующие своей 
"отсталости", очень быстро становятся жертвою какого-нибудь соседнего или 
отдаленного романогерманского народа, который лишает этого отставшего члена 
"семьи цивилизованных народов- сначала экономической, а потом и политической 
независимости, принимается беззастенчиво эксплуатировать его, вытягивая из него 
все соки и превратив его в "этнографический материал". Но того, кто пожелает 
бороться с законом вечного отставания, ждет не менее печальная участь. Для того,
 чтобы оградить себя от иноземной опасности, "отстающему- европеизированному 
народу приходится держать на одном уровне с романогерманцами, по крайней мере, 
свою военную и промышленную технику. Но так как творить в этой области с такою 
же быстротой, как природные романогерманцы, европеизированный народ, в силу 
указанных выше причин, не в состоянии, то ему приходится ограничиваться, 
главным образом, заимствованием и подражанием чужим открытиям. Отсталость его, 
тем не менее, конечно, остается в силе даже в области техники. Но в этой 
области, несмотря на известное хроническое запаздывание, уровень сохраняется 
все же более или менее одинаковый и отличие от романогерманцев состоит скорее в 
меньшей интенсивности промышленной жизни. В других областях жизни потребность 
сравняться с уровнем романогерманцев чувствуется обыкновенно менее сильно и 
постоянно. Только время от времени различие уровней, отсталость в этих областях 
начинает ощущаться очень остро, но именно в этой спорадичности таких ощущений 
отсталости и заключается их главное зло. Устранять последствия этих 
спорадических ощущений отсталости можно лишь столь же спорадическими 
историческими прыжками. Не имея возможности идти нога в ногу с романогерманцами 
и постепенно отставая от них, европеизированный народ время от времени пытается 
нагнать их, делая более или менее далекие прыжки. Эти прыжки нарушают весь ход 
исторического развития. В короткое время народу нужно пройти тот путь, который 
романогерманцы прошли постепенно и в течение более долгого промежутка времени. 
Ему приходится перескакивать через целый ряд исторических ступеней и создавать 
сразу, ex abrupto, то, что у романогерманцев явилось следствием ряда 
исторически последовательных изменений. Последствия такой скачущей "эволюции" 
поистине ужасны. За каждым скачком неминуемо следует период кажущегося (с 
европейской точки зрения) застоя, в течение которого надо привести в порядок 
культуру, согласовать результаты, достигнутые путем этого скачка в определенной 
сфере жизни, с остальными элементами культуры. А за время этого "застоя- народ, 
понятно, опять и еще больше отстает. История европеизированных народов и 
состоит из этой постоянной смены коротких периодов быстрого "прогресса- и более 
или менее длительных передов "застоя". Исторические прыжки, нарушая единство и 
непрерывную постепенность исторического развития, разрушают и традицию, и без 
того уже слабо развитую у европеизирован