и  свершение  того,  что  замыслила  о  тебе  общая
природа,  мыслится  тобой,  словно  это -- твое здоровье. Вот и
приемли все, что происходит, хотя бы оно и  казалось  несколько
отталкивающим,  раз  уж  оно ведет туда, к мировому здоровью, к
благому Зевесову пути и благоденствию. Не принесла бы  вот  это
природа,  если бы оно целому пользы не принесло. Возьми природу
чего бы то ни было -- ничего она не  приносит  такого,  что  не
соответствует   тому,   чем   она  управляет.  Итак,  есть  два
основания, почему должно принимать с нежностью все, что с тобой
случается. Во-первых:  с  тобой  случилось,  тебе  назначено  и
находилось в некотором отношении к тебе то, что увязано наверху
со  старшими  из  причин.  Во-вторых: что относится к каждому в
отдельности, также является причиной  благоденствия,  свершения
и,  Зевсом  клянусь,  самого  существования того, что управляет
целым.  Ибо  становится   увечной   целокупность,   если   хоть
где-нибудь  порвано  сочленение и соединение, в частях ли или в
причинах. А ведь когда ропщешь, ты, сколько умеешь, рвешь их  и
некоторым образом даже уничтожаешь.
     9.  Не бросать дело с брезгливостью, не опускать рук, если
редко   удастся   тебе   делать   и   то,   и   это    согласно
основоположениям. Нет, сбившись, возвращаться снова и ликовать,
если  хоть  основное  человечно  выходит,  и  любить то, к чему
возвращаешься. И не приходить к философии как к  наставнику,  а
так,  как  больной  глазами  к губке и яйцу, а другой к мази, к
промыванью. Тогда ты не красоваться будешь послушанием  разуму,
а успокоишься в нем. Ты помни, что философия хочет только того,
чего  хочет  твоя природа, а ты другого захотел, не по природе.
-- Но есть ли что-нибудь привлекательнее, чем  вот  это?  --  А
наслаждение,   не   этим  ли  обманывает?  Ты  посмотри-ка,  не
привлекательнее   ли   великодушие,   благородство,   простота,
доброжелательность,  праведность?  А  самого-то благоразумения,
что привлекательнее, если дойдет до тебя его  безошибочность  и
благое течение во всем, что касается сознающей и познавательной
силы.
     10.  Вещи  некоторым  образом так прикровенны, что многим,
притом  незаурядным  философам,   они   представлялись   совсем
непостижимыми, да даже и для самих стоиков они труднопостижимы.
И  всякое  наше  согласие  переменчиво, ибо где он, неизменный?
Теперь переходи к самим  предметам:  как  недолговечны,  убоги,
подвластны  иной  раз  и  распутнику,  и  девке,  и  грабителю.
Обратись далее к нравам окружающих -- самого  утонченного  едва
можно  вынести; что себя самого еле выносишь, я уж не говорю. И
вот в этой тьме, мути и потоке естества, и времени, и движения,
и того, что движется, есть ли, не  придумаю,  хоть  что-нибудь,
что можно ценить, о чем хлопотать. Напротив, утешать себя нужно
ожиданием естественного распада и не клясть здешнее пребывание,
а  искать отдохновения единственно вот в чем: во-первых, ничего
не случится со мной иначе как в  согласии  с  природой  целого;
во-вторых, дано мне не делать ничего против моего бога и гения,
потому что никто не заставит пойти против него.
     11.  На  что  я  сейчас  употребляю  свою душу? Всякий раз
спрашивать себя так и доискиваться, что у  меня  сейчас  в  той
доле  меня,  которую называют ведущее, и чья у меня сейчас душа
-- не ребенка ли? а может  быть  подростка?  или  еще  женщины?
тирана? скота? зверя?
     12.  Каково  все  то,  что  людям  кажется  благом, можешь
увидеть хотя  бы  вот  откуда.  Задумай  подлинно  существующее
благо,  ну  вот  благоразумение,  здравомыслие, справедливость,
мужество; их-то задумав, не услышишь вдогонку  известное:  "так
много  благ..."  --  не подойдет. Потому что, если задумать то,
что  представляется  благом  толпе,  изречение  комедиографа  и
произнесут,  и  с  легкостью признают, что верно сказано. Толпа
тоже, значит, представляет себе это различие, иначе и с  первым
это   никак   не   расходилось  бы  и  не  было  отвергнуто,  и
относительно богатства,  удобства,  роскоши  или  славы  мы  не
воспринимали  бы  это  речение  как меткое и остроумное. Но иди
тогда дальше и спроси, чтить ли, признавать ли за  благо  такие
вещи,  которые  и  не  помыслишь  так,  чтоб нельзя было кстати
прибавить, что от изобилия их "негде уж оправиться".
     13. Состою из причинного и вещественного, а ведь ничто  из
этого  не уничтожается в небытие, как и не возникло из небытия.
По превращении помещена будет всякая часть меня в  некую  часть
мира,  а  та  превратится  в  другую  еще часть мира, и так без
предела. По таком же превращении и сам я возник когда-то, и те,
кто породили меня, и далее так  же  в  другой  беспредельности.
Ничто  ведь не мешает утверждать это, даже если мир управляется
по определенным кругооборотам.
     14. Разум и искусство разумения суть способности,  которым
довольно  себя  и  дел,  сообразных  себе;  устремляются они из
свойственного им начала, а путь их прямо к лежащему перед  ними
назначению.   Вот  и  называются  такие  деяния  прямодеяниями,
знаменуя таким образом прям