вина.
     Когда мечи скрещивались с мечами, подобно змеям с красными
пятнами, тогда жили отцы наши полною жизнью: всякое солнце мира
казалось им бледным и холодным, а долгий мир приносит позор.
     Как они вздыхали, отцы наши, когда  они  видели  на  стене
совсем  светлые,  притупленные  мечи!  Подобно  им, жаждали они
войны. Ибо меч хочет упиваться кровью и сверкает  от  желания".
---------------------------------------------------------------------------

     Пока  короли  говорили  с  жаром,  мечтая  о счастье отцов
своих, напало на  Заратустру  сильное  желание  посмеяться  над
пылом их: ибо было очевидно, что короли, которых он видел перед
собой,  были  очень  миролюбивые  короли,  со  старыми, тонкими
лицами. Но он превозмог себя. "Ну что ж! -- сказал он.  --  Вот
дорога, ведущая к пещере Заратустры; и пусть у сегодняшнего дня
будет долгий вечер! А теперь мне пора, меня зовет от Вас крик о
помощи.
     Пещере  моей будет оказана честь, если короли будут сидеть
в ней и ждать: но, конечно, долго придется Вам ждать!
     Так что ж! Где же учатся сегодня лучше ждать, как  не  при
дворах? И вся добродетель королей, какая у них еще осталась, --
не называется ли она сегодня умением ждать?"
     Так говорил Заратустра.

     Пиявка

     И Заратустра в раздумье продолжал свой путь, спускаясь все
ниже,  проходя по лесам и мимо болот; и как случается с каждым,
кто обдумывает трудные вещи, наступил он нечаянно на  человека.
И  вот  посыпались  ему разом в лицо крик боли, два проклятья и
двадцать скверных ругательств -- так что он в испуге замахнулся
палкой и еще ударил того, на кого наступил.  Но  тотчас  же  он
опомнился;  и  сердце  его  смеялось  над глупостью, только что
совершенной им.
     "Прости, -- сказал он человеку,  на  которого  наступил  и
который  с  яростью  приподнялся  и  сел,  -- прости и выслушай
прежде сравнение.
     Как  путник,  мечтающий  о  далеких  вещах,  нечаянно   на
пустынной  улице  наталкивается  на  спящую  собаку, лежащую на
солнце;
     -- как оба они  вскакивают  и  бросаются  друг  на  друга,
подобно  смертельным  врагам, оба смертельно испуганные, -- так
случилось и с нами.
     И однако! И однако --  немногого  недоставало,  чтобы  они
приласкали друг друга, эта собака и этот одинокий! Ведь оба они
-- одинокие!"
     "Кто  бы  ты ни был, -- ответил, все еще в гневе, человек,
на  которого  наступил  Заратустра,  --   ты   слишком   больно
наступаешь на меня и своим сравнением, а не только своей ногою!
     Смотри,  разве  я  собака?"  -- и при этих словах тот, кто
сидел, поднялся и вытащил свою голую руку из болота. Ибо сперва
он лежал, вытянувшись на земле, скрытый и неузнаваемый, как те,
кто выслеживают болотную дичь.
     "Но что с тобой! -- воскликнул испуганный Заратустра,  ибо
он увидел кровь, обильно струившуюся по обнаженной руке. -- Что
случилось с тобой? Не укусило ли тебя, несчастный, какое-нибудь
вредное животное?"
     Обливавшийся   кровью   улыбнулся,   все   еще   продолжая
сердиться. "Что тебе за дело! -- сказал он и хотел идти дальше.
-- Здесь я дома и в своем царстве. Пусть  спрашивает  меня  кто
хочет: но всякому болвану вряд ли стану я отвечать".
     "Ты  заблуждаешься,  -- сказал Заратустра с состраданием и
удержал его, -- ты ошибаешься: здесь ты не в своем,  а  в  моем
царстве, и здесь ни с кем не должно быть несчастья.
     Называй  меня, впрочем, как хочешь, -- я тот, кем я должен
быть. Сам же себя называю я Заратустрой.
     Ну что ж! Там вверху идет дорога к пещере Заратустры,  она
не далека, -- не хочешь ли ты у меня полечить свои раны?
     Пришлось  тебе  плохо,  несчастный,  в  этой жизни: сперва
укусило тебя животное, и потом -- наступил на тебя человек!" --
     Но, услыхав имя Заратустры, задетый преобразился. "Что  со
мной!  -- воскликнул он. -- Кто же интересует меня еще в
этой жизни, как не этот единственный человек -- Заратустра и не
это единственное животное, живущее кровью, -- пиявка?
     Ради пиявки лежал я  здесь,  на  краю  этого  болота,  как
рыболов,  и уже была моя вытянутая рука укушена десять раз, как
вдруг  начинает  питаться  моей  кровью  еще  более  прекрасное
животное, сам Заратустра!
     О  счастье!  О  чудо!  Да  будет  благословен  самый день,
привлекший меня в это болото! Да  будет  благословенна  лучшая,