* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *

                Вы смотрите вверх, когда вы стремитесь
            подняться. А я смотрю вниз, ибо я поднялся. Кто  из
            вас может одновременно смеяться и быть высоко?
                Кто поднимается на высочайшие горы, тот
            смеется над всякой трагедией сцены и жизни.

                        Заратустра, о чтении и письме

     Странник

     Была  полночь, когда Заратустра пустился в свой путь через
горный   хребет   острова,   чтобы   ранним    утром    достичь
противоположного берега: ибо там хотел он сесть на корабль. Там
была  прекрасная  гавань,  в  которой даже чужие корабли охотно
становились на якорь; они брали с собою тех,  кто  с  блаженных
островов  хотел пуститься в море. Взбираясь на гору, Заратустра
вспоминал   дорогою    о    своих    многочисленных    одиноких
странствованиях  с самой юности и о том, как много гор, хребтов
и вершин пришлось ему перейти.
     Я, странник и  скиталец  по  горам,  говорил  он  в  своем
сердце, -- я не люблю долин, и, кажется, я не могу долго сидеть
спокойно.
     И  какова  бы  ни  была  моя  судьба, то, что придется мне
пережить, -- всегда будет в ней странствование и восхождение на
горы: в конце концов мы переживаем только самих себя.
     Прошло то время, когда на моем пути могли еще  становиться
случайности;  и  что  могло  бы  теперь еще случиться со
мной, что не было бы моей собственностью.
     Мое Само только возвращается ко мне, оно наконец  приходит
домой;  возвращаются и все части его, бывшие долго на чужбине и
рассеянные среди всех вещей и случайностей.
     И еще одно знаю я: я стою теперь перед последней  вершиной
своей  и  перед  тем, что давно предназначено мне. Ах, я должен
вступить на самый трудный путь свой! Ах, я начал самое одинокое
странствование свое!
     Но тому, кто подобен мне, не избежать этого часа --  часа,
который  говорит  ему:  "Только  теперь  ты  идешь  своим путем
величия! Вершина и пропасть -- слились теперь воедино!
     Ты идешь своим путем величия: что доселе называлось  твоей
величайшей опасностью, теперь стало твоим последним убежищем!
     Ты  идешь  своим  путем  величия: теперь лучшей поддержкой
тебе должно быть сознание, что позади тебя нет больше пути!
     Ты  идешь  своим  путем  величия:  здесь  никто  не  может
красться по твоим следам! Твои собственные шаги стирали путь за
тобою, и над ним написано: "Невозможность".
     И если у тебя не будет больше ни одной лестницы, ты должен
будешь  научиться взбираться на свою собственную голову: как же
иначе хотел бы ты подняться выше?
     На свою собственную голову и выше через  свое  собственное
сердце!  Теперь  все  самое  нежное  в  тебе должно стать самым
суровым.
     Кто  всегда  очень  берег  себя,  под  конец  хворает   от
чрезмерной  осторожности. Хвала всему, что закаляет! Я не хвалю
землю, где течет -- масло и мед!
     Чтобы видеть многое, надо научиться не смотреть  на
себя:  эта суровость необходима каждому, кто восходит на
горы.
     И если кто ищет познания назойливым оком, как увидит он  в
вещах больше, чем фасад их!
     Но  ты,  о  Заратустра, ты хотел видеть основу и подоснову
всех вещей; и потому должен ты подниматься над самим собою, все
выше  и  выше,  пока  даже  твои  звезды  не  окажутся   под
тобой!
     Да!  Смотреть вниз на самого себя и даже на свои звезды --
лишь это назвал бы я своей вершиной, лишь  это  осталось
для меня моей последней вершиной!"
     Так  говорил  Заратустра  с  собою,  поднимаясь  на гору и
утешая  свое  сердце  суровыми  изречениями:  ибо  сердце   его
сокрушалось,  как никогда еще прежде. И когда он достиг вершины
горного хребта, он увидел  другое  море,  расстилавшееся  перед
ним,  и  он  остановился  и долго молчал. А ночь на этой высоте
была холодная и ясная и усеяна звездами.
     Я узнаю свою судьбу, сказал он наконец с грустью.  Ну  что
ж! Я готов. Началось мое последнее уединение.
     Ах, это черное, печальное море подо мною! Ах, это тяжелое,
ночное  недовольство!  Ах, судьба и море! К вам должен я теперь
спуститься!