Тогда  во второй раз сказала она мне беззвучно: "Ты знаешь
это, Заратустра, но ты не говоришь об этом!" --
     И я отвечал наконец, подобно упрямцу: "Да, я знаю это,  но
не хочу говорить об этом!"
     Тогда   опять   сказала   она   мне   беззвучно:   "Ты  не
хочешь, Заратустра? Правда ли это? Не  прячься  в  своем
упорстве!"
     И я плакал и дрожал, как ребенок, и наконец сказал: "Ах, я
хотел бы, но разве могу я! Избавь меня! Это свыше моих сил!"
     Тогда  опять сказала она мне беззвучно: "Что тебе за дело,
что случится с тобой, Заратустра? Скажи свое слово и разбейся!"
---------------------------------------------------------------------------

     И я отвечал: "Ах, разве это мое слово? Кто я такой?
Я жду более достойного; я не достоин даже разбиться о него".
     Тогда опять сказала она мне беззвучно: "Что тебе за  дело,
что  случится  с  тобой? Ты еще недостаточно кроток для меня. У
кротости самая толстая шкура". --
     И я отвечал: "Чего только не вынесла шкура моей  кротости!
У  подножия  своей высоты я живу; как высоки мои вершины? Никто
еще не сказал мне этого. Но хорошо знаю я свои долины".
     Тогда опять сказала она мне беззвучно: "О Заратустра,  кто
должен   двигать   горами,   тот  передвигает  также  долины  и
низменности". --
     И я отвечал: "Еще мое слово не двигало  горами,  и  что  я
говорил,  не  достигало  людей. И хотя я шел к людям, но еще не
дошел до них".
     Тогда опять сказала она  мне  беззвучно:  "Что  знаешь  ты
об   этом!  Роса  падает  на  траву,  когда  ночь  всего
безмолвнее". --
     И я отвечал: "Они смеялись надо мной, когда нашел  я  свой
собственный путь и пошел по нему; и поистине, дрожали тогда мои
ноги.
     И  так  говорили  они  мне:  ты  потерял путь, а теперь ты
отучиваешься даже ходить!"
     Тогда опять  сказала  она  мне  беззвучно:  "Что  тебе  до
насмешек  их! Ты тот, кто разучился повиноваться: теперь должен
ты повелевать!
     Разве  ты  не  знаешь,  кто  наиболее  нужен   всем?   Кто
приказывает великое.
     Совершить   великое   трудно;  но  еще  труднее  приказать
великое.
     Самое непростительное в тебе: у тебя есть власть, и ты  не
хочешь властвовать".
     И   я   отвечал:   "Мне   недостает   голоса  льва,  чтобы
приказывать".
     Тогда, словно шепотом, сказала она мне: "Самые тихие слова
-- те, что приносят бурю. Мысли, ступающие  голубиными  шагами,
управляют миром.
     О  Заратустра,  ты  должен идти, как тень того, что должно
наступить:  так  будешь  ты  приказывать  и,  приказывая,  идти
впереди".
     И я отвечал: "Мне мешает стыд".
     Тогда  опять  сказала  она  мне  беззвучно: "Ты должен еще
стать ребенком, чтобы стыд не мешал тебе.
     Гордыня юноши тяготеет еще на тебе, поздно  помолодел  ты,
-- но кто хочет превратиться в дитя, должен преодолеть еще свою
юность".
     И  я решался долго и дрожал. Наконец сказал я то же, что и
в первый раз: "Я не хочу".
     Тогда раздался смех вокруг меня. Ах,  смех  этот  разрывал
мне внутренности и надрывал мое сердце!
     И  в  последний  раз сказала она мне: "О Заратустра, плоды
твои созрели, но ты не созрел для плодов своих!
     И оттого надо тебе опять уединиться;  ибо  ты  должен  еще
дозреть". --
     И  опять  раздался  смех,  удалявшийся  от  меня, -- тогда
наступила вокруг меня тишина, двойная тишина.  Я  же  лежал  на
земле, и пот катился с моих членов.
     --  Теперь  слышали  вы все, и почему я должен вернуться в
свое уединение. Ничего не утаил я от вас, друзья мои.
     И все это слышали вы от меня, всегда самого молчаливого из
всех людей, -- и я хочу остаться таким!
     Ах, друзья мои! Я мог бы еще многое сказать вам, я мог  бы
еще многое дать вам! Почему же не даю я? Разве я скуп?
     Но  когда  Заратустра  произнес  эти  слова,  им  овладела
великая скорбь и близость разлуки со своими друзьями,  так  что
он  громко  заплакал; и никто не мог утешить его! Ночью же ушел
он один и оставил своих друзей.
---------------------------------------------------------------------------