У  вас  хочет  он научиться своей вере в себя; он питается
вашими взглядами, он ест хвалу из ваших рук.
     Даже вашей лжи верит он, если вы лжете во  хвалу  ему,  --
ибо в глубине вздыхает его сердце: "Что я такое!"
     И если истинная добродетель та, что не знает о себе самой,
-- то и тщеславный не знает о своей скромности!
     Моя   третья   человеческая   мудрость  в  том,  что  ваша
боязливость не делает для меня противным вид злых людей.
     Я счастлив при виде чудес,  порождаемых  знойным  солнцем:
при виде тигра, пальм и гремучих змей.
     Так и среди людей есть прекрасный приплод знойного солнца,
и у злых есть много чудесного.
     И  как  мудрейшие  среди  вас  не  казались  мне такими уж
мудрыми, так нашел я и злобу людей в молве о ней.
     И часто спрашивал я, качая головой: к чему еще гремите вы,
гремучие змеи?
     Поистине, даже для зла есть еще будущее! И  самый  знойный
юг не открыт еще для человека.
     Сколь  многое  называют  теперь  худшей  злобою, что имеет
всего двенадцать футов в  ширину  и  три  месяца  в  длину!  Но
некогда придут в мир гораздо большие драконы.
     Чтобы   сверхчеловек   не   был   лишен   своего  дракона,
сверх-дракона, достойного его, -- надо,  чтобы  знойное  солнце
долго еще пылало над влажным девственным лесом!
     Из ваших диких кошек должны вырасти сперва тигры, из ваших
ядовитых жаб -- крокодилы: ибо у доброго охотника должна быть и
добрая охота!
     И  поистине,  вы,  добрые  и  праведные!  В вас есть много
смешного и особенно  ваш  страх  перед  тем,  что  до  сих  пор
называли "дьяволом"!
     Так  чужда  ваша душа всего великого, что вам сверхчеловек
был бы страшен в своей доброте!
     И вы, мудрые и знающие, вы бежали бы  от  солнечного  зноя
той  мудрости,  в  которой  сверхчеловек купает с радостью свою
наготу.
     Вы, высшие люди, каких встречал мой взор! в  том  сомнение
мое  в  вас  и тайный смех мой: я угадываю, вы бы назвали моего
сверхчеловека -- дьяволом!
     Ах, устал я  от  этих  высших  и  лучших:  с  "высоты"  их
потянуло меня выше, дальше от них, к сверхчеловеку!
     Ужас  напал  на  меня,  когда  увидел я нагими этих лучших
людей; тогда выросли у меня крылья, чтобы  унестись  в  далекое
будущее.
     В далекое будущее, в более южные страны, о каких не мечтал
еще ни один художник: туда, где боги стыдятся всяких одежд!
     Но  переодетыми  хочу  видеть  я  вас,  о  братья и
ближние мои, и наряженными, тщеславными и гордыми,  в  качестве
"добрых и праведных".
     И  переодетым  хочу  я сам сидеть среди вас -- чтобы не
узнавать вас и себя:  в  этом  моя  последняя  человеческая
мудрость. --
     Так говорил Заратустра.

     Самый тихий час

     Что   случилось  со  мною,  друзья  мои?  Вы  видите  меня
расстроенным, изгнанным, повинующимся против воли, готовым уйти
-- ах, уйти подальше от вас!
     Да, еще  один  раз  должен  Заратустра  вернуться  в  свое
уединение:  но неохотно возвращается на этот раз медведь в свою
берлогу!
     Что случилось со мною? Кто обязывает меня к этому? --  Ах,
этого  хочет мой гневный повелитель, он говорил ко мне; называл
ли я вам когда-нибудь имя его?
     Вчера вечером говорил ко мне мой самый тихий час --
вот имя ужасного повелителя моего.
     И случилось это так -- ибо я должен сказать вам все, чтобы
ваше сердце не ожесточилось против внезапно удаляющегося!
     Знаете ли вы испуг засыпающего? --
     До пальцев своих ног пугается он, ибо почва уходит  из-под
ног его и начинается сон.
     Это  говорю я вам для сравнения. Вчера, в самый тихий час,
почва ушла из-под моих ног: сон начался.
     Стрелка подвинулась, часы  моей  жизни  перевели  дух,  --
никогда  еще  не  было такой тишины вокруг меня: так что сердце
мое испугалось.
     Тогда заговорила беззвучно тишина ко  мне:  "Ты  знаешь
это, Заратустра?" --
     И я вскрикнул от страха при этом шепоте, и кровь отхлынула
от моего лица, -- но я молчал.