| |
раздается наша жалоба -- над плоскими болотами.
Поистине, мы уже слишком устали, чтобы умереть; и мы еще
бодрствуем и продолжаем жить -- в склепах!"
Так говорящим слышал Заратустра одного прорицателя; и его
предсказания проникли в сердце его и изменили его. Печальный и
усталый бродил он; и он стал похож на тех, о ком говорил
прорицатель.
Поистине, -- сказал он своим ученикам, -- еще немного, и
наступят эти долгие сумерки. Ах, как спасу я от них мой свет!
Чтобы не потух он среди этой печали! Для дальних миров он
должен быть светом и для самых далеких ночей!
Так опечаленный в сердце ходил Заратустра; и три дня не
принимал он ни пищи, ни питья, не имел покоя и потерял речь.
Наконец случилось, что впал он в глубокий сон. Ученики же его
сидели вокруг него, бодрствуя долгими ночами, и с беспокойством
ждали, не проснется ли он, не заговорит ли опять и не
выздоровеет ли от своей печали.
Вот речь, которую сказал Заратустра, когда проснулся;
голос его доходил до учеников как бы издалека:
"Послушайте сон, который я видел, вы, друзья, и помогите
мне отгадать его смысл!
Все еще загадка для меня этот сон; его смысл скрыт в нем и
пленен и не витает еще свободно над ним.
Я отрешился от всякой жизни, так снилось мне. Я сделался
ночным и могильным сторожем в замке Смерти, на одинокой горе.
Там охранял я гробы ее; мрачные своды были полны трофеями
побед ее. Из стеклянных гробов смотрела на меня побежденная
жизнь.
Запах запыленной вечности вдыхал я; в удушье и пыли
поникла моя душа. И кто же мог бы проветрить там свою душу!
Свет полуночи был всегда вокруг меня, одиночество на
корточках сидело рядом с ним; и еще хрипящая мертвая тишина,
худшая из моих подруг.
Ключи носил я с собой, самые заржавленные из всех ключей;
и я умел отворять ими самые скрипучие из всех ворот.
Подобно зловещему карканью, пробегали звуки по длинным
ходам, когда поднимались затворы ворот: зловеще кричала эта
птица, неохотно давала она будить себя.
Но было еще ужаснее и еще сильнее сжималось мое сердце,
когда все замолкало, и кругом водворялась тишина, и я один
сидел в этом коварном молчании.
Так медленно тянулось время, если время еще существовало:
почем знаю я это! Но наконец случилось то, что меня разбудило.
Трижды ударили в ворота, как громом, трижды зазвучали и
заревели своды в ответ; тогда пошел я к воротам,
Альпа! -- кричал я, -- кто несет свой прах на гору? Альпа!
альпа! Кто несет свой прах на гору?
И я нажимал ключ и напирал на ворота, стараясь отворить
их. Но они не отворялись ни на палец.
Тогда бушующий ветер распахнул створы их: свистя, крича,
разрезая воздух, бросил он мне черный гроб.
И среди шума, свиста и пронзительного воя раскололся гроб,
и из него раздался смех на тысячу ладов.
И тысяча гримас детей, ангелов, сов, глупцов и бабочек
величиной с ребенка смеялись и издевались надо мной и неслись
на меня.
Страшно испугался я и упал наземь. И я закричал от ужаса,
как никогда не кричал.
Но собственный крик разбудил меня -- и я пришел в себя".
---------------------------------------------------------------------------
Так рассказывал Заратустра свой сон и потом умолк: ибо он
не знал еще значения своего сна. Но ученик, которого он любил
больше всех, быстро поднялся, схватил руку Заратустры и сказал:
"Сама твоя жизнь объясняет нам сон этот, о Заратустра!
Не ты ли сам этот ветер, с пронзительным свистом
распахивающий ворота в замке Смерти?
Не ты ли сам этот гроб, наполненный многоцветной злобою и
ангельскими гримасами жизни?
Поистине, подобно детскому смеху на тысячу ладов, входит
Заратустра во все склепы, смеясь над ночными и могильными
сторожами и над всеми, кто гремит ржавыми ключами.
Пугать и опрокидывать будешь ты их своим смехом; обморок и
пробуждение докажут твою власть над ними.
И даже когда наступят долгие сумерки и усталость
смертельная, ты не закатишься на нашем небе, ты, защитник
жизни!
Новые звезды и новое великолепие ночи показал ты нам;
поистине, самый смех раскинул ты над нами многоцветным шатром.
Отныне детский смех всегда будет бить ключом из гробов;
|
|
