|
из павлинов?
Даже перед самым безобразным из всех буйволов распускает
оно свой хвост, и никогда не устает оно играть своим веером из
кружев, шелка и серебра.
Тупо смотрит буйвол, в своей душе близкий к песку, еще
более близкий к тине, но приближающийся больше всего к болоту.
Что ему красота, и море, и убранство павлина! Это
сравнение привожу я поэтам.
Поистине, самый дух их -- павлин из павлинов и море
тщеславия!
Зрителей требует дух поэта -- хотя бы были то буйволы!
Но я устал от этого духа; и я предвижу время, когда он
устанет от самого себя.
Я видел уже поэтов изменившимися и направившими взоры на
самих себя.
Я видел приближение кающихся духом: они выросли из них. --
Так говорил Заратустра.
О великих событиях
Есть остров на море -- недалеко от блаженных островов
Заратустры, -- на нем постоянно дымится огнедышащая гора; народ
и особенно старые бабы из народа говорят об этом острове, что
он привален, подобно камню, перед вратами преисподней; а в
самом-де вулкане проходит вниз узкая тропинка, ведущая к этим
вратам преисподней.
В ту пору, как Заратустра пребывал на блаженных островах,
случилось, что корабль бросил якорь у острова, где стоит
дымящаяся гора; и люди его сошли на берег, чтобы пострелять
кроликов. Но около полудня, когда капитан и люди его снова
собрались вместе, увидели они вдруг человека, идущего к ним по
воздуху, и какой-то голос сказал явственно: "пора! давно пора!"
Когда же видение было совсем близко к ним -- оно быстро
пролетело мимо них, подобно тени, в направлении, где была
огненная гора, -- тогда узнали они, к величайшему смущению, что
это -- Заратустра; ибо все они уже видели его, за исключением
самого капитана, и любили его, как любит народ: мешая поровну
любовь и страх.
"Смотрите, -- сказал старый кормчий, -- это Заратустра
отправляется в ад!"
В то же самое время, как эти корабельщики пристали к
огненному острову, разнесся слух, что Заратустра исчез; и когда
спрашивали друзей его, они рассказывали, что он ночью сел на
корабль, не сказав, куда хочет он ехать.
Так возникло смятение, а через три дня к этому смятению
присоединился еще рассказ корабельщиков -- и теперь весь народ
говорил, что черт унес Заратустру. Хотя ученики его смеялись
над этой болтовней, и один из них сказал даже: "Я думаю, что
скорее Заратустра унес черта". Но в глубине души все были
озабочены и желали скорее увидеть его; как же велика была их
радость, когда на пятый день Заратустра появился среди них.
И вот рассказ о беседе Заратустры с огненным псом.
Земля, сказал он, имеет оболочку; и эта оболочка поражена
болезнями. Одна из этих болезней называется, например:
"человек".
А другая из этих болезней называется "огненный пес": о
нем люди много лгали и позволяли лгать.
Чтобы изведать эту тайну, перешел я море -- и я увидел
истину нагою, поистине! нагою -- необутою до самого горла.
Теперь я знаю, что это за огненный пес; а также все бесы
извержения и возмущения, которых боятся не одни только старые
бабы.
"Выходи, огненный пес, из своей бездны! -- кричал я. -- И
сознайся, как глубока эта глубина! Откуда это ты фыркаешь
кверху?
Ты пьешь обильно у моря: это видно по соли твоего
красноречия! Поистине, для пса из бездны берешь ты слишком
много пищи с поверхности!
Самое большее, я считаю тебя чревовещателем земли; и
всякий раз, когда я слышал речи бесов возмущения и извержения,
находил я их похожими на тебя: с твоей же солью, ложью и
плоскостью.
Вы умеете рычать и засыпать пеплом. Вы большие хвастуны и
вдосталь изучили искусство нагревать тину, чтобы она закипала.
Где вы, там непременно должна быть поблизости тина и много
губчатого, пористого и защемленного; все это рвется на свободу.
"Свобода" вопите вы все особенно охотно; но я разучился
верить в "великие события", коль скоро вокруг них много шума и
дыма.
И поверь мне, друг мой, адский шум! Величайшие события --
|
|