И теперь стыдится ваш дух, что он угождает вашему нутру, и
крадется путями лжи и обмана, чтобы  не  встретиться  со  своим
собственным стыдом.
     "Для  меня было бы высшим счастьем -- так говорит себе ваш
пролгавшийся дух, -- смотреть на жизнь без вожделений, а не как
собака, с высунутым языком;
     Быть  счастливым  в  созерцании,  с  умершей  волею,   без
приступов и алчности себялюбия, -- холодным и серым всем телом,
но с пьяными глазами месяца!
     Для  меня  было  бы  лучшей долею -- так соблазняет самого
себя соблазненный, -- любить  землю,  как  любит  ее  месяц,  и
только одними глазами прикасаться к красоте ее.
     И я называю непорочным познание всех вещей, когда я
ничего  не  хочу  от них, как только лежать перед ними, подобно
зеркалу с сотнею глаз". --
     О  вы,  чувствительные  лицемеры,  вы,  сластолюбцы!   Вам
недостает невинности в вожделении; и вот почему клевещете вы на
вожделение!
     Поистине,  не  как  созидающие,  производящие и радующиеся
становлению любите вы землю!
     Где есть невинность? Там, где есть воля к зачатию.  И  кто
хочет созидать дальше себя, у того для меня самая чистая воля.
     Где  есть  красота?  Там,  где я должен хотеть всею
волею; где хочу я любить и погибнуть, чтобы  образ  не  остался
только образом.
     Любить  и погибнуть -- это согласуется от вечности. Хотеть
любви -- это значит хотеть также  смерти.  Так  говорю  я  вам,
малодушные!
     Но  вот  же  хочет  ваше  скопческое косоглазие называться
"созерцанием"! А к чему можно  прикоснуться  трусливым  глазом,
должно  быть  окрещено именем "прекрасного"! О вы, осквернители
благородных имен!
     Но в том проклятие ваше,  вы,  незапятнанные,  вы,  ищущие
чистого познания, что никогда не родите вы, хотя бы широко, как
роженица, и лежали вы на горизонте!
     И  поистине, ваши уста полны благородных слов; и мы должны
верить, что и сердце ваше переполнено, вы, лжецы?
     Но мои слова -- слова невзрачные,  презрительные  и
простые; и я люблю подбирать то, что на ваших пиршествах падает
под стол.
     Все-таки  я  могу  сказать истину им -- лицемерам! Да, мои
рыбьи косточки, раковины и колючие листья  должны  --  щекотать
носы лицемерам!
     Дурной  запах всегда вокруг вас и ваших пиршеств: ибо ваши
похотливые мысли, ваша ложь и притворство висят в воздухе!
     Рискните же сперва поверить самим себе --  себе  и  своему
нутру! Кто не верит себе самому, всегда лжет.
     Личиною   Бога  прикрылись  вы  перед  самими  собой,  вы,
"чистые": в личине Бога укрылся ужасный кольчатый червь ваш.
     Поистине,  вы   обманываете,   вы,   "созерцающие"!   Даже
Заратустра  был  некогда обманут божественной пленкой вашей; не
угадал он, какими змеиными кольцами была набита она.
     Душу Бога мечтал я некогда видеть играющей в ваших  играх,
вы,  ищущие  чистого  познания!  О лучшем искусстве не мечтал я
никогда, чем ваши искусства!
     Нечисть змеиную, и дурной запах скрывала от меня  даль,  и
что хитрость ящерицы похотливо ползала здесь.
     Но  я  подошел к вам ближе: тогда наступил для меня
день -- и теперь наступает он для вас, -- кончились  похождения
месяца!
     Взгляните  на  него! Застигнутый, бледный стоит он -- пред
утренней зарею!
     Ибо оно уже близко, огненное светило, -- его любовь
приближается к земле! Невинность и жажда творца --  вот  любовь
всякого солнца!
     Смотрите  же  на  него, как оно нетерпеливо подымается над
морем! Разве вы не чувствуете жадного, горячего  дыхания  любви
его?
     Морем  хочет  упиться  оно и впивать глубину его к себе на
высоту -- и тысячью грудей поднимается к нему страстное море.
     Ибо  оно  хочет,  чтобы  солнце  целовало   его   и
упивалось  им;  оно  хочет  стать воздухом, и высотою, и
стезею света, и самим светом!
     Поистине, подобно солнцу, люблю я  жизнь  и  все  глубокие
моря.
     И  для  меня  в  том  познание,  чтобы все глубокое
поднялось -- на мою высоту! --
     Так говорил Заратустра.

     Об ученых