так алчу я злобы.
     Отдернуть руку, когда другая рука уже протягивается к ней;
медлить, как водопад, который медлит в своем  падении,  --  так
алчу я злобы.
     Такое   мщение  измышляет  мой  избыток;  такое  коварство
рождается из моего одиночества.
     Мое счастье дарить  замерло  в  дарении,  моя  добродетель
устала от себя самой и от своего избытка!
     Кто  постоянно дарит, тому грозит опасность потерять стыд;
кто постоянно раздает, у  того  рука  и  сердце  натирают  себе
мозоли от постоянного раздавания.
     Мои  глаза не делаются уже влажными перед стыдом просящих;
моя рука слишком огрубела для дрожания рук наполненных.
     Куда же девались слезы из  моих  глаз  и  пушок  из  моего
сердца?   О  одиночество  всех  дарящих!  О  молчаливость  всех
светящих!
     Много солнц вращается в пустом  пространстве;  всему,  что
темно, говорят они своим светом -- для меня молчат они.
     О,  в  этом  и  есть  вражда  света  ко всему светящемуся:
безжалостно проходит он своими путями.
     Несправедливое в  глубине  сердца  ко  всему  светящемуся,
равнодушное к другим солнцам -- так движется всякое солнце.
     Как буря, несутся солнца своими путями, в этом -- движение
их. Своей неумолимой воле следуют они, в этом -- холод их.
     О,   это  вы,  темные  ночи,  создаете  теплоту  из  всего
светящегося! О, только вы  пьете  молоко  и  усладу  из  сосцов
света!
     Ах, лед вокруг меня, моя рука обжигается об лед! Ах, жажда
во мне, которая томится по вашей жажде!
     Ночь:  ах,  зачем  я  должен быть светом! И жаждою тьмы! И
одиночеством!
     Ночь: теперь рвется, как родник, мое  желание  --  желание
говорить.
     Ночь:  теперь  говорят громче все бьющие ключи. И душа моя
тоже бьющий ключ.
     Ночь: теперь пробуждаются все песни влюбленных. И моя душа
тоже песнь влюбленного. --
     Так пел Заратустра.

     Танцевальная песнь

     Однажды вечером проходил Заратустра со своими учениками по
лесу; и вот: отыскивая  источник,  вышел  он  на  нелепый  луг,
окаймленный  молчаливыми  деревьями  и  кустарником,  -- на нем
танцевали  девушки.  Узнав  Заратустру,  девушки  бросили  свой
танец;  но  Заратустра  подошел  к  ним  с  приветливым видом и
говорил эти слова:
     "Не бросайте пляски, вы, милые девушки! К вам  подошел  не
зануда со злым взглядом, не враг девушек.
     Ходатай Бога я перед дьяволом, а он -- дух тяжести. Как бы
мог я,  вы,  быстроногие,  быть врагом божественных танцев? Или
женских ножек с красивыми сгибами?
     Правда, я -- лес, полный мрака от темных деревьев,  --  но
кто не испугается моего мрака, найдет и кущи роз под сенью моих
кипарисов.
     И маленького бога найдет он, любезного девушкам: у колодца
лежит он тихо, с закрытыми глазами.
     Поистине,  среди бела дня уснул он, ленивец! Не гонялся ли
он слишком много за бабочками?
     Не сердитесь на меня, прекрасные плясуньи, если  я  слегка
накажу  маленького бога! Быть может, кричать будет он и плакать
-- но он готов смеяться, даже когда плачет!
     И со слезами на глазах пусть просит он у вас о пляске; а я
спою песнь к его пляске:
     Песнь пляски и насмешки над духом тяжести, моим величайшим
и самым могучим демоном, о котором  говорят,  что  он  "владыка
мира" ". --
     И  вот  песня,  которую  пел  Заратустра,  в  то время как
Купидон и девушки вместе плясали:

                       _____________________________

     В  твои  глаза  заглянул  я  недавно,  о  жизнь!   И   мне
показалось, что я погружаюсь в непостижимое.
     Но  ты  вытащила меня золотою удочкой; насмешливо смеялась
ты, когда я тебя называл непостижимой.
     "Так  говорят  все  рыбы,  --  отвечала  ты,  --  чего  не
постигают они, то и непостижимо.
     Но  я  только  изменчива  и  дика,  и во всем я женщина, и
притом недобродетельная: