которое вырастает из борьбы твоих добродетелей.
     Брат  мой,  если  ты  счастлив,  то  у  тебя   одна
добродетель, и не более: тогда легче проходишь ты по мосту.
     Почтенно  иметь много добродетелей, но это тяжелая участь,
и многие шли в пустыню и убивали себя, ибо  они  уставали  быть
битвой и полем битвы добродетелей.
     Брат мой, зло ли война и битвы? Однако это зло необходимо,
необходимы  и  зависть,  и  недоверие,  и  клевета между твоими
добродетелями.
     Посмотри, как каждая из твоих добродетелей жаждет высшего:
она хочет всего твоего духа, чтобы был  он  ее  глашатаем,  она
хочет всей твоей силы в гневе, ненависти и любви.
     Ревнива  каждая добродетель в отношении другой, а ревность
--  ужасная  вещь.  Даже  добродетели  могут  погибнуть   из-за
ревности.
     Кого   окружает  пламя  ревности,  тот  обращает  наконец,
подобно скорпиону, отравленное жало на самого себя.
     Ах,  брат  мой,  разве  ты  никогда  еще  не  видел,   как
добродетель клевещет на себя и жалит самое себя?
     Человек  есть нечто, что должно превзойти; и оттого должен
ты любить свои добродетели -- ибо от них ты погибнешь.
     Так говорил Заратустра.

     О бледном преступнике

     Вы не хотите убивать, вы, судьи и жертвоприносители,  пока
животное  не  наклонит  головы?  Взгляните,  бледный преступник
склонил голову, из его глаз говорит великое презрение.
     "Мое  Я  есть  нечто,  что  должно  превзойти:  мое
Я  служит для меня великим презрением к человеку" -- так
говорят глаза его.
     То, что он сам осудил себя, было его высшим мгновением; не
допускайте, чтобы тот, кто возвысился, опять опустился  в  свою
пропасть!
     Нет спасения для того, кто так страдает от себя самого, --
кроме быстрой смерти.
     Ваше  убийство, судьи, должно быть жалостью, а не мщением.
И, убивая, блюдите, чтобы сами вы оправдывали жизнь!
     Недостаточно примириться с тем,  кого  вы  убиваете.  Ваша
печаль да будет любовью к сверхчеловеку: так оправдаете вы свою
все еще жизнь!
     "Враг" должны вы говорить, а не "злодей"; "больной" должны
вы говорить,  а не "негодяй"; "сумасшедший" должны вы говорить,
а не "грешник".
     И ты, красный судья, если бы ты громко сказал все, что  ты
совершил уже в мыслях, каждый закричал бы: "Прочь эту скверну и
этого ядовитого червя!"
     Но  одно  --  мысль, другое -- дело, третье -- образ дела.
Между ними не вращается колесо причинности.
     Образ сделал этого бледного человека  бледным.  На  высоте
своего  дела  был он, когда он совершал его; но он не вынес его
образа, когда оно совершилось.
     Всегда смотрел он на себя как на свершителя  одного
свершения.  Безумием  называю  я это: исключение обернулось ему
сущностью его.
     Черта околдовывает курицу; чертовщина, которой он отдался,
околдовывает его бедный разум  --  безумием  после  дела
называю я это.
     Слушайте  вы,  судьи! Другое безумие существует еще -- это
безумие перед делом. Ах, вы вползли недостаточно глубоко
в эту душу!
     Так  говорит  красный  судья:  "но  ради  чего  убил  этот
преступник? Он хотел ограбить".
     Но я говорю вам: душа его хотела крови, а не грабежа -- он
жаждал счастья ножа!
     Но  его  бедный разум не понял этого безумия и убедил его.
"Что толку в крови! -- говорил  он.  --  Не  хочешь  ли  ты  по
крайней мере совершить при этом грабеж? Отмстить?"
     И  он  послушался своего бедного разума: как свинец, легла
на него его речь -- и вот, убивая,  он  ограбил.  Он  не  хотел
стыдиться своего безумия.
     И  теперь  опять свинец его вины лежит на нем, и опять его
бедный разум стал таким затекшим,  таким  расслабленным,  таким
тяжелым.
     Если   бы  только  он  мог  тряхнуть  головою,  его  бремя
скатилось бы вниз; но кто тряхнет эту голову?
     Что  такое  этот  человек?  Куча   болезней,   через   дух
проникающих в мир: там ищут они своей добычи.
     Что  такое  этот человек? Клубок диких змей, которые редко
вместе бывают спокойны, -- и вот они расползаются и ищут добычи