|
признать, что этого лишены нищие духом, и запретить им трещотку молитвы -
значит отнять у них их религию, как это все больше и больше обнаруживает
протестантизм. Религия хочет от них только одного - чтобы они сохраняли покой -
глазами, руками, ногами и всякого рода органами: это порою приукрашивает их и
делает - более человекоподобными!
129
Условия Бога.
"Сам Бог не может существовать без мудрых людей", - сказал Лютер, и с полным
правом; но "Бог еще менее может существовать без неумных людей" - этого добрый
Лютер не сказал!
130
Опасное решение.
Христианское решение находить мир безобразным и скверным сделало мир
безобразным и скверным.
131
Христианство и самоубийство.
Христианство сделало рычагом своей власти необыкновенно распространенную ко
времени его возникновения жажду самоубийства: оно оставило лишь две формы
самоубийства, облекло их высочайшим достоинством и высочайшими надеждами и
страшным образом запретило все прочие. Но мученичество и медленное умерщвление
плоти аскетом были дозволены.
132
Против христианства.
Теперь против христианства решает наш вкус, уже не наши доводы.
133
Основоположение.
Неизбежная гипотеза, в которую все снова и снова должно впадать человечество,
долгое время будет еще могущественнее самой уверованной веры в нечто неистинное
(подобно христианское вере). Долгое время: здесь это значит на сотню тысяч лет
вперед.
134
Пессимисты как жертва.
Там, где преобладает глубокое недовольство существованием, сказываются
последствия грубых нарушений диеты, в которых длительное время был повинен
народ. Так, распространение буддизма (не его возникновение) в значительной
части зависит от чрезмерного и почти исключительного рисового рациона индусов и
обусловленного им всеобщего расслабления. Возможно, европейское недовольство
Нового времени следует усматривать в том, что наши предки, все Средневековье,
благодаря воздействиям на Европу германских склонностей, предавались пьянству:
Средневековье - значит алкогольное отравление Европы. - Немецкое недовольство
жизнью есть, в сущности, зимняя хворь, с учетом спертого подвального воздуха и
печного угара в немецких квартирах.
135
Происхождение греха.
Грех, как он нынче ощущается повсюду, где господствует или некогда
господствовало христианство, - грех есть еврейское чувство и еврейское
изобретение, и с точки зрения этого заднего плана всей христианской моральности
христианство на деле добивалось того, чтобы "оевреить" весь мир. В какой мере
удалось ему это в Европе, тоньше всего ощущается в той степени чуждости,
каковую все еще сохраняет греческая древность --мир, лишенный чувства греха, -
по отношению к нашим восприятиям, несмотря на всю добрую волю к сближению и
усвоению, в которой не испытывают недостатка целые поколения и множество
превосходных людей. 2Лишь когда ты покаешься, смилостивится Бог над тобою" - у
какого-нибудь грека это вызвало бы хохот и досаду: он сказал бы: "Так могут
ощущать рабы". Здесь в качестве предпосылки допущен некто Могущественный,
Сверхмогущественный и все-таки Мстительный: власть его столь велика, что ему
вообще не может быть нанесено никакого ущерба, кроме как в пункте чести. Каждый
грех есть оскорбление респекта, некий crimen laesae majestatis divinae - и
ничего больше этого! Самоуничижение, унижение, валяние в пыли - таково первое и
последнее условие, с которым связана его милость, - стало быть, восстановление
его божественной чести! Причиняется ли грехом поверх этого вред, насаждается ли
им глубокое, растущее зло, охватывающее и душащее, как болезнь, одного за
другим, - все это ничуть не заботит этого тщеславного азиата на небеси: грех
есть прегрешение перед ним, не перед человечеством! --кому он даровал свою
милость, тому дарует он и эту беззаботность к естественным последствиям греха.
Бог и человечество мыслятся здесь настолько разъятыми и противопоставленными,
что, в сущности, перед последним вообще не может быть совершено никакого греха,
- всякий поступок должен рассматриваться лишь в своих сверхъестественных
последствиях, отнюдь не в естественных: так волит этого еврейское чувство,
которму все естественное предстает чем-то недостойным самим по себе. Греку,
напротив, ближе оказывалась мысль, что даже кощунство может обладать
достоинством, даже воровство, как у Прометея, даже убой скота, как обнаружение
безрассудной зависти, - случай Аякса: это было их потребностью - возвести
преступление в достоинство и сотворить его с достоинством, изобрести трагедию -
некое иск4сство и некое удовольствие, которое глубочайшим образом осталось
чуждым еврею, несмотря на всю его поэтическую одаренность и склонность к
возвышенному.
|
|