Протекание логических мыслей и умозаключений в нашем теперешнем мозгу 
соответствует процессу и борьбе влечений, которые в отдельности и сами по себе 
--исключительно не логичны и не справедливы; мы узнаем обыкновенно лишь 
результат борьбы: столь быстро и столь скрытно разыгрывается в нас нынче этот 
древнейший механизм.
 

112
Причина и следствие. 
Мы называем это "объяснением", но это - "описание": то, что отличает нас от 
более древних ступеней познания и науки. Мы описываем лучше, а объяснения наши 
столь же никчемны, как и у всех прежних людей. Мы открыли многократную 
последовательность там, где наивный человек и исследователь, принадлежащий к 
более древним культурам, видел лишь двоякое, "причину" и "следствие", как было 
принято говорить; мы довели до совершенства образ становления, но не вышли за 
рамки самого образа. Во всяком случае, ряд "причин" предстает нам в гораздо 
более законченном виде; мы заключаем: вот это должно сначала произойти, дабы 
воспоследовало вон то, - но при этом мы не понимаем ровным счетом ничего. 
Качество, например, при каждом химическом соединении по-прежнему выглядит 
"чудом", как и всякое поступательное движение; никто еще толком не "объяснил" 
толчка. Да и как могли бы мы объяснить его! Мы оперируем сплошь и рядом 
несуществующими вещами: линиями, поверхностями, телами, атомами, делимыми 
временами, делимыми пространствами - какое тут может быть еще объяснение, когда 
мы заведомо все превращаем в образ, наш образ! Вполне достаточно и того, что мы 
рассматриваем науку как по возможности точное очеловечение вещей; описывая вещи 
и их последовательность, мы учимся с большей точностью описывать самих себя. 
Причина и следствие: подобного раздвоения, вероятно, нигде и не существует - в 
действительности нам явлен некий континуум, из которого мы урываем два-три 
куска, поскольку и само движение мы воспринимаем всегда лишь в изолированных 
пунктах, стало быть, не видим его, а заключаем к нему. Внезапность, с которой 
выделяются многие следствия, вводит нас в заблуждение; но эта внезапность 
существует только для нас. Бесконечное множество событий, ускользающих от нас, 
сжато в этой секунде внезапности. Интеллект, который видел бы причину и 
следствие как континуум, а не, на наш лад, как расчлененность и раздробленность 
- который видел бы поток событий, - отбросил бы понятия причины и следствия и 
отвергнул бы всякую обусловленность.
113
К учению о ядах. 
Как много сил требуется собрать воедино, чтобы возникло научное мышление, и все 
эти необходимые силы должны были быть в отдельности найдены, развиты и 
задействованы! В своей изолированности, однако, они весьма часто оказывали 
совершенно иное воздействие, чем теперь, когда в пределах научного мышления они 
ограничивают друг друга и соблюдают взаимную дисциплину: они действовали как 
яды, например, импульсы сомнения, отрицания, выжидания, накопления, разрешения. 
Многие гекатомбы людей были принесены в жертву, прежде чем эти импульсы 
научились понимать свою совместность и чувствовать себя совокупно функциями 
единой организующей силы в человеке! И сколь далеки мы еще от того момента, где 
научное мышление соединяется с художественными способностями и практической 
житейской мудростью и образует более высокую органическую систему, в сравнении 
с которой ученый, врач, художник и законодатель, как они явлены нам нынче, 
должны будут предстать убогими антикварными предметами.
114
Объем морального. 
Мы моментально конструируем новый и зримый нами образ с помощью всех прежних 
проделанных нами опытов лишь в меру нашей честности и справедливости. Не 
существует никаких других переживаний, кроме моральных, даже в области 
чувственного восприятия.
115
Четыре заблуждения. 
Человек воспитан своими заблуждениями: во-первых, он всегда видел себя лишь в 
незаконченном виде, во-вторых, он приписывал себе измышленные свойства, 
в-третьих, он чувствовал себя относительно животного мира и при роды в ложной 
иерархической последовательности, в-четвертых, он всегда открывал себе новые 
скрижали блага и на время принимал их как нечто вечное и безусловное, так что 
на первом месте стояло то одно, то другое человеческое стремление и состояние и 
облагораживалось вследствие этой оценки. Если скинуть со счетов действие этих 
четырех заблуждений, то придется скинуть со счетов также гуманность, 
человечность и "человеческое достоинство".
116
Стадный инстинкт. 
Там, где мы застаем мораль, там находим мы расценку и иерархию человеческих 
стремлений и поступков. Эта оценка и иерархия всегда оказываются выражением 
потребностей общины и стада: то, что идет им на пользу во-первых, во-вторых и 
в-третьих, - это и служит высшим масштабом при оценке каждой в отдельности. 
Моралью каждый приписывает себе ценность. Поскольку условия сохранения одной 
общины весьма отличались от условий сохранения другой, то существовали весьма 
различные морали, и с точки зрения предстоящих еще существенных преобразований 
стад и общин, государств и обществ можно решиться на пророчество, что впереди 
предстоят еще весьма различные морали. Моральность есть стадный инстинкт в 
отдельном человеке.