117
Стадные угрызения совести. 
В наиболее продолжительные и отдаленные эпохи человечества были совершенно иные 
угрызения совести, чем сегодня. Нынче чувствуют себя ответственными лишь за то, 
чего хотят и что делают, и гордятся про себя: все наши учителя права исходят из 
этого самоощущения и удовлетворенности отдельного человека, как если бы отсюда 
издревле и бил источник права. Но на протяжении длительнейшего периода жизни 
человечества ни что не внушало большего страха, чем чувство самоизоляции. Быть 
одному, чувствовать в одиночку, не повиноваться, не повелевать, представлять 
собою индивидуум - это было тогда не удовольствием, а карой; "к индивидууму" 
при говаривались. Свобода мысли считалась сплошным неудобством. В то время как 
мы воспринимаем закон и порядок как принуждение и ущерб, прежде воспринимали 
эгоизм как нечто мучительное, как действительное бедствие. Быть самим собой, 
мерить самого себя на свой аршин - тогда это противоречило вкусу. Склонность к 
этому, возможно, сочли бы безумием, ибо с одиночеством были связаны всякие беды 
и всякий страх. Тогда "свободная воля" тесно соседствовала с нечистой совестью, 
и чем несвободнее действовали, чем более выговаривался в поступках стадный 
инстинкт, а не личное чувство, - тем моральнее оценивали себя. Все, что 
наносило вред стаду, безразлично, случалось ли это по воле или против воли 
отдельной особи, причиняло тогда ей угрызения совести - да еще и ее соседу, 
даже всему стаду! - Мы в подавляющем большинстве прошли по этой части новую 
выучку.
 

118
Благоволение. 
Добродетельно ли это, когда одна клетка превращается в функцию другой; более 
сильной клетки? Она должна сделать это. И не является ли злом со стороны более 
сильно то, что она ассимилирует слабую? Она также должна сделать это; таким 
образом, ей это необходимо, поскольку она стремится к обильному пополнению и 
хочет регенерировать себя. Сообразно этому в благоволении следует различать 
склонность к усвоению и склонность к подчинению, в зависимости от того, 
испытывает ли благоволение более сильный или более слабый. Радость и желание 
соединены в более сильном, который хочет превратить нечто в свою функцию; в 
более слабом, который тщится стать функцией, соединены радость и желание быть 
желанным. - Сострадание, по сути дела, есть первое - некое приятное возбуждение 
склонности к усвоению при виде более слабого; при этом следует еще помнить, что 
"сильный" и "слабый" суть относительные понятия.
119
Никакого альтруизма! 
Я подмечаю во многих людях избыточную силу и удовольствие от желания быть 
функцией; они проталкиваются туда именно и имеют тончайший нюх на все те места, 
где как раз им и удалось бы быть функцией. Сюда принадлежат женщины, 
превращающиеся в ту функцию мужа, которая слабо развита в нем самом, и 
становящиеся, таким образом, его кошельком, или его расчетливостью, или его 
светскостью. Такие существа лучше всего сохраняют самих себя, когда включаются 
в чужой организм; если им это не удается, они становятся злобными, 
раздражительными и пожирают сами себя.
120
Здоровье души. 
Излюбленную медицинскую формулу морали (восходящую к Аристону Хиосскому): 
"Добродетель - здоровье души" - пришлось бы, в целях годности, переиначить, по 
крайней мере, следующим образом: "Твоя добродетель - здоровье твоей души", Ибо 
здоровья в себе не существует, и все попытки определить такого рода предмет 
кончаются плачевной неудачей. Чтобы установить, что собственно означает 
здоровье для твоего тела, надо свести вопрос к твоей цели, твоему кругозору, 
твоим силам, твоим склонностям, твоим заблуждениям и в особенности к идеалам и 
химерам твоей души. Посему существуют неисчислимые здоровья тела, и чем более 
снова позволяют единичному и уникальному поднимать голову, чем больше 
отучиваются от догмы о "равенстве людей", тем скорее должно исчезнуть у наших 
медиков понятие нормального здоровья, вместе с нормальной диетой и нормальным 
протеканием заболевания. Тогда лишь было бы своевременным поразмыслить о 
здоровье и болезни души и перевести в ее здоровье своеобразную добродетель 
каждого человека: конечно, здоровье одного могло бы выглядеть здесь так, как 
противоположность здоровья у другого. Наконец, открытым остается еще и большой 
вопрос, в состоянии ли мы обойтись без заболевания, даже в том, что касается 
развития нашей добродетели, и не нуждается ли больная душа, ничуть не менее 
здоровой, в нашей жажде познания и самопознания: короче, не есть ли 
исключительная воля к здоровью предрассудок, трусость и, пожалуй, некое подобие 
утонченнейшего варварства и отсталости.
121
Жизнь вовсе не аргумент. 
Мы устроили себе мир, в котором может жить, - предпослав ему тела, линии, 
поверхности, причины и следствия, движение и покой, форму и содержание: без 
догматов веры никто не смог бы прожить и мгновения! Но тем самым догматы эти 
еще отнюдь не доказаны. Жизнь вовсе не аргумент; в числе условий жизни могло бы 
оказаться и заблуждение.
122
Моральный скепсис в христианстве. 
И христианство внесло свою большую лепту в просвещение: оно преподало урок