противостоит неприятель, помогающий нам увернуться от таких выводов: искусство, 
как добрая воля к иллюзии.. Мы не всегда препятствуем нашему глазу закруглять, 
уплотнять до конца: и тогда то, что мы несем через поток бывания, не выглядит 
уже извечным несовершенством, - тогда мы мним, что несем Богиню, и по-детски 
гордимся этим служением. Как эстетический феномен, наше существование все еще 
сносно для нас, и искусством даны нам глаза и руки и прежде всего чистая 
совесть для того, чтобы мы смогли из самих себя сотворить такой феномен. Нам 
следует время от времени отдыхать от самих себя, вглядываясь в себя извне и 
сверху, из артистической дали, смеясь над собою или плача над собою: мы должны 
открыть того героя и вместе того дурня, который притаился в нашей страсти к 
познанию; мы должны время от времени веселиться нашей глупости, дабы остаться 
веселыми и в нашей мудрости! И именно потому что мы, в конце концов, тяжелые и 
серьезные люди, и больше гири, чем люди, то ничто не доставляет нам такого 
удовольствия, как дурацкий колпак: он нужен нам для нас самих - всем нам 
потребно озорное, порхающее, танцующее, насмешливое, ребячливое и блаженное 
искусство, дабы не лишиться той свободы над вещами, которой требует от нас наш 
идеал. Для нас это было бы рецидивом - с нашей раздражительной честностью 
вполне уткнуться в мораль и ради тех сверхстрогих требований, которые мы в ней 
ставим себе, стать вполне добродетельными чудищами и чучелами. Мы должны смочь 
встать и над моралью, и не только стоять с трусливой одеревенелостью человека, 
страшащегося каждое мгновение соскользнуть с нее и упасть, но и парить над нею 
и играть! Как бы смогли мы для этого обойтись без искусства, без того, чтобы не 
валять дурака? - И покуда вы хоть как-то еще стыдитесь самих себя, вы еще не 
принадлежите к нам!
 
ТРЕТЬЯ КНИГА
108
Новые схватки. 
После того как Будда умер, в течение столетий показывали еще его тень в одной 
пещере - чудовищную страшную тень. Бог мертв: но такова природа людей, что еще 
тысячелетиями, возможно, будут существовать пещеры, в которых показывают его 
тень. - И мы - мы должны победить еще и его тень!
109
Остережемся! 
Остережемся думать, что мир есть живое существо, Куда бы он тогда простирался? 
Чем бы питался? Как мог бы он расти и размножаться? Мы ведь знаем 
приблизительно, что такое органическое, и нам следовало бы все невыразимо 
производное, позднее, редкостное, случайное, что только мы ни воспринимаем на 
земной коре, перетолковывать в терминах существенного, всеобщего, вечного, как 
это и делают те, кто называет вселенную организмом? Мне это противно, 
Остережемся и того, чтобы верить, что вселенная есть машина; она наверняка 
сконструирована не с какой-то целью; словом "машина" мы оказываем ей слишком 
высокую честь. Остережемся вообще и повсюду предполагать нечто столь формально 
совершенное, как циклические движения соседних нам звезд; уже один взгляд на 
Млечный Путь вызывает сомнение, нет ли там более грубых и противоречивых 
движений, равным образом звезд с вечно-прямолинейными траекториями падения и 
еще чего-либо аналогичного. Астральный распорядок, в котором мы живем, есть 
исключение; этот распорядок и обусловленная им внушительная длительность делают 
возможным еще одно исключение из исключений: образование органического мира. 
Общий характер мира, напротив, извечно хаотичен, не в смысле недостающей 
необходимости, а в смысле недостающего порядка, членения, формы, красоты, 
мудрости и как бы там еще ни назывались все наши эстетические антропоморфизмы. 
С точки зрения нашего разума промахи суть правила, исключения отнюдь не 
составляют тайной цели, и все произведение извечно повторяет свой мотив, 
который никогда не может быть назван мелодией, - да и само слово "промахи" есть 
уже антропоморфизм с характером упрека. Но как могли бы мы порицать или 
восхвалять вселенную! Остережемся приписывать ей бессердечность и неразумность 
либо их противоположности: она не совершенна, не прекрасна, не благородна и не 
хочет стать ничем из этого, она вовсе не стремится подражать человеку! Ее вовсе 
не трогают наши эстетические и моральные суждения! Ей чуждо и всякое стремление 
к самосохранению и вообще всякое стремление; она не ведает также никаких 
законов. Остережемся утверждать, что в природе существуют законы. Существуют 
лишь необходимости: здесь нет никого, кто распоряжается, никого, кто повинуется,
 никого, кто нарушает. Зная, что нет никаких целей, вы знаете также, что нет и 
никакого случая, ибо только рядом с миром целей слово "случай" вообще имеет 
смысл. Остережемся говорить, что смерть противопоставлена жизни. Живущее есть 
лишь род мертвого, и притом весьма редкий род. - Остережемся думать, что мир 
создает вечно новое. Нет никаких вечно сущих субстанций; материя - такое же 
заблуждение, как Бог элеатов. Но когда придет конец нашим предосторожностям и 
попечениям? Когда все эти тени Бога перестанут нас омрачать? Когда обезбожим мы 
вконец природу? Когда будем вы вправе оприродить человека чистою, наново 
обретенною, наново освобожденною природою!
 

110
Происхождение познания. 
На протяжении чудовищных отрезков времени интеллект не производил ничего, кроме 
заблуждений; некоторые из них оказывались полезными и поддерживающими род: кто 
наталкивался на них или наследовал их, тот вел более удачную борьбу за себя и 
свое потомство. Подобные ложные верования, передававшиеся все дальше и дальше