|
последние в их нынешнем обличье представляют собою вообще пошлейшую форму
существования из всех когда-либо бывших. Здесь действует просто закон нужды:
хотят жить и вынуждены продавать себя, но презирают того, кто пользуется этой
нуждою и покупает себе рабочего. Странно, что под гнетом могущественных,
внушающих страх, даже ужасных личностей - тиранов и полководцев - порабощение
ощущается далеко не столь мучительно, как под гнетом неизвестных и неинтересных
личностей, каковыми являются все эти индустриальные магнаты: в работодателе
рабочий видит по обыкновению лишь хитрого, сосущего кровь, спекулирующего на
всяческой нужде пса в человеческом обличье, чье имя, вид, нравы и репутация ему
совершенно безразличны. Фабрикантам и крупным торговым предпринимателям,
по-видимому, слишком не хватало до сих пор всех тех форм и отличий высшей расы,
которыми только и становятся личности интересными; обладай они благородством
потомственного дворянства во взгляде и осанке, может статься, и вовсе не
существовало бы социализма масс. Ибо эти последние, по сути, готовы ко всякого
рода рабству, предположив, что стоящий над ними повелитель постоянно
удостоверяет себя как повелителя, как рожденного повелевать, - и делает это
благородством своей формы! Самый пошлый человек чувствует, что благородство не
подлежит импровизации и что следует чтить в нем плод долгих времен, - но
отсутствие высшей формы и пресловутая вульгарность фабрикантов с их красными
жирными руками наводят его на мысль, что здесь это было делом только случая и
счастья - возвышение одного над другими: что ж, так решает он про себя,
испытаем и мы однажды случай и счастье! Бросим и мы однажды игральные кости! -
и начинается социализм.
41
Против раскаяния.
Мыслитель видит в своих собственных поступках попытки и вопросы разъяснить себе
нечто: удача и неудача являются для него прежде всего ответами. А сердиться на
то, что нечто не удалось, или даже чувствовать раскаяние - это предоставляет он
тем, которые делают что-то потому, что им приказано это, и которым приходится
ждать порки, если милостивый хозяин будет недоволен результатом.
42
Работа и скука.
Искать себе работы ради заработка - в этом нынче сходны между собой почти все
люди цивилизованных стран; всем им работа предстает как средство, а не сама
цель; оттого они обнаруживают столь мало разборчивости в выборе работы,
допустив, что она сулит им немалый барыш. Но есть и редкие люди, которые
охотнее погибли бы, чем работали бы без удовольствия от работы, - те
разборчивые, трудно удовлетворяемые люди, которых не заманишь хорошей прибылью,
ежели сама работа не есть прибыль всех прибылей. К этой редкой породе людей
принадлежат художники и созерцатели всякого рода, но также и те праздные гуляки,
которые проводят жизнь в охоте, путешествиях или в любовных похождениях и
авантюрах. Все они лишь в той мере ищут работы и нужды, в какой это сопряжено с
удовольствием, будь это даже тяжелейший, суровейший труд. Иначе они остаются
решительными лентяями, хотя бы лень эта и сулила им обнищание, бесчестье,
опасность для здоровья и жизни. Скуки они страшатся не столь сильно, как работы
без удовольствия: им даже потребна многая скука для лучшего выполнения их
работы. Мыслителю и всем изобретательным умам скука предстает как то неприятное
"безветрие" души, которое предшествует счастливому плаванию и веселым ветрам;
он должен вынести ее, должен переждать в себе ее действие. - Это как раз и есть
то, чего никак не могут требовать от себя более убогие натуры! Отгонять от себя
скуку любым путем - пошло, столь же пошло, как работать без удовольствия.
Азиатов, пожалуй, отличает от европейцев то, что они способны к более
длительному, глубокому покою, чем последние; даже их наркотики действуют
медленно и требуют терпения, в противоположность отвратительной внезапности
европейского яда - алкоголя.
43
Что выдают законы.
Весьма ошибаются, когда изучают уголовные законы какого-нибудь народа так, как
если бы они были выражением его характера; законы выдают не то, что есть народ,
а то, что кажется ему чуждым, странным, чудовищным, чужеземным. Законы
относятся к исключениям нравственной стороны нравов (Sittlichkeitbder Sitte), и
суровейшие наказания касаются того, что сообразно нравам соседнего народа, Так,
у вагабитов есть лишь два смертных греха: почитать иного Бога, чем Бога
вагабитов, и - курить (это называется у них "постыдным видом пьянства"). "А как
обстоит дело с убийством и прелюбодеянием?" - удивленно спросил англичанин,
узнав об этом. "Эй! Бог милосерд и сострадателен!" - ответил старый вождь. -
Так, и у древних римлян существовало представление, что женщина может лишь
двояким образом смертельно согрешить: однажды через прелюбодеяние, затем -
через винопитие. Старый Катон полагал, что поцелуи между родственниками лишь
потому вошли в обычай, чтобы держать женщин в этом пункте под контролем;
поцелуй дал бы понять: дотрагивалась ли она до вина? На деле женщин, уличенных
в опьянении, наказывали смертью, и, разумеется, не потому лишь, что женщины под
воздействием вина иной раз отучаются вообще отказывать; римляне боялись прежде
всего оргиастического и дионисического существа, время от времени
наведывающегося к женщинам европейского Юга в ту пору, когда вино было еще в
Европе в новинку, видя в этом чудовищное преклонение перед иноземщиной,
подрывающее основу римского мировосприятия; это было для них равносильно измене
Риму, чужеземной аннексии.
44
Мотивы, взятые на веру.
|
|