моральная проповедь и прямодушничанье.
217
Следует остерегаться тех людей, которые высоко ценят доверие к их моральному 
такту и тонкости морального распознавания: они никогда не простят нам, если им 
случится ошибиться перед нами (или же в нас), - они неизбежно становятся нашими 
инстинктивными клеветниками и обидчиками, даже и оставаясь еще нашими 
"друзьями". - Блаженны забывчивые, ибо они "покончат" и со своими глупостями.
218
Психологи Франции - а где же еще есть теперь психологи? - все еще не исчерпали 
того горького и разнообразного удовольствия, которое доставляет им betise 
bourgeoise, словно бы - словом, они выдают этим кое-что. Например, Флобер, этот 
бравый руанский буржуа, не видел, не слышал и не замечал уже в конце концов 
ничего другого: то был свойственный ему вид самомучительства и утонченной 
жестокости. Рекомендую теперь для разнообразия - потому что это становится 
скучным - другой предмет для восхищения: ту бессознательную хитрость, с которой 
все добродушные, тупоумные, честные посредственности относятся к высшим умам и 
их задачам, ту тонкую крючковатую иезуитскую хитрость, которая в тысячу раз 
тоньше ума и вкуса этого среднего сословия в лучшие его минуты - и даже тоньше 
ума их жертв: это может послужить еще раз доказательством того, что из всех 
открытых доселе видов интеллигентности "инстинкт" есть самый интеллигентный. 
Словом, изучайте-ка вы, психологи, философию "правила" в борьбе с "исключением" 
- это будет для вас зрелище, достойное богов и божественной злобности! Или, 
говоря еще яснее: производите вивисекцию над "добрым человеком", над "homo 
bonae voluntaris"... над собою!
219
Моральное суждение и осуждение - это излюбленная месть умственно ограниченных 
людей людям менее ограниченным, это в некотором роде возмещение того, что 
природа плохо позаботилась о них, это, наконец, случай сделаться умнее и 
утонченнее: злоба развивает умственно. В глубине души им очень приятно, что 
существует масштаб, перед которым им равны люди, богато одаренные умственными 
сокровищами и преимуществами, - они борются за "всеобщее равенство перед Богом",
 и уже для этого им нужна вера в Бога. Между ними встречаются сильнейшие 
противники атеизма. Они пришли бы в ярость, если бы им кто-нибудь сказал, что 
"высокое умственное развитие остается вне всякого сравнения с какою бы то ни 
было честностью и достопочтенностью исключительно морального человека": я 
остерегусь сделать это. Напротив, я склонен скорее польстить им, говоря, что 
высокое умственное развитие само есть лишь последний выродок моральных качеств; 
что оно есть синтез всех тех состояний, которые приписываются "исключительно 
моральным" людям, после приобретения их порознь, долгой дисциплиной и 
упражнением, быть может, целой цепью поколений; что высокое умственное развитие 
есть одухотворение справедливости и той милостивой строгости, которая сознает 
себя призванной блюсти табель о рангах в мире, даже среди вещей, - а не только 
среди людей.
220
При теперешнем столь популярном восхвалении "бескорыстного" нужно, быть может, 
не без некоторой опасности, уяснить себе, в чем собственно народ видит корысть 
и о чем вообще больше всего печется заурядный человек, в том числе и люди 
образованные, даже ученые и, если не ошибаюсь, пожалуй, и философы. При этом 
обнаруживается тот факт, что громадное большинство вещей, интересующих и 
привлекающих более тонкие и избалованные вкусы, более возвышенные натуры, 
кажутся среднему человеку совершенно "неинтересными", - если же, несмотря на 
это, он замечает приверженность к ним, то называет ее "desinteresse" и 
удивляется тому, что возможно поступать "бескорыстно". Были философы, сумевшие 
дать этому народному удивлению еще и обольстительное, мистически-нездешнее 
выражение ( - не потому ли, быть может, что они не знали высшей натуры из 
опыта? - ) вместо того, чтобы установить голую и в высшей степени простую 
истину, что "бескорыстный" поступок есть очень даже интересный и "корыстный" 
поступок, допуская, что... "А любовь?" - Как! даже поступок из любви к 
кому-нибудь "неэгоистичен"? Ах вы, дурни - ! "А хвала жертвующего?" - Но кто 
действительно принёс жертву, тот знает, что он хотел за это получить нечто и 
получил, - быть может, нечто от себя самого за нечто своё же, - что он отдал 
здесь, чтобы получить больше там, быть может, чтобы вообще быть больше или хоть 
чувствовать себя "большим". Но это целая область вопросов и ответов, в которую 
неохотно пускается более избалованный ум: тут истина должна употребить все силы,
 чтобы подавить зевоту, если ей приходится отвечать. Но в конце концов ведь она 
женщина - не следует применять к ней насилие.
221
Случается иногда, сказал один педант и мелочной лавочник морали, что я уважаю и 
отличаю бескорыстного человека: но не потому, что он бескорыстен, а потому, что,
 на мой взгляд, он имеет право приносить пользу другому человеку в ущерб самому 
себе. Словом, вопрос всегда в том, что представляет собою первый и что - второй.
 Например, у человека, предназначенного и созданного для повелевания, 
самоотречение и скромное отступание были бы не добродетелью, а расточением 
добродетели - так кажется мне. Всякая неэгоистичная мораль, считающая себя 
безусловною и обращающаяся ко всем людям, грешит не только против вкуса: она 
является подстрекательством к греху неисполнения своего долга, она представляет 
собою лишний соблазн под маскою человеколюбия - и именно соблазн и вред для 
людей высших, редких, привилегированных. Нужно принудить морали прежде всего 
преклониться перед табелью о рангах; нужно внушать им сознание их высокомерия 
до тех пор, пока они наконец не согласятся друг с другом, что безнравственно