нём даже как о награде!..
42
Теперь уже видно, чему положила конец смерть на кресте: новому, самобытному 
стремлению к буддистскому спокойствию, к действительному, а не только 
обещанному счастью на земле. Ибо — как я уже указывал — основным различием 
между обеими религиями-decadence остаётся то, что буддизм не обещает, но 
исполняет, христианство же обещает всё, но не исполняет ничего. — За «благой 
вестью» последовала по пятам весть самая скверная: весть Павла. В Павле 
воплотился тип, противоположный «благовестнику», гений в ненависти, в видениях 
ненависти, в неумолимой логике ненависти. Чего только не принёс этот 
dysangelist в жертву своей ненависти! Прежде всего Спасителя: он распял его на 
своём кресте. Жизнь, пример, учение, смерть, смысл и право всего Евангелия — 
ничего более не осталось, когда этот фальшивомонетчик путём ненависти постиг, в 
чём единственно он нуждается. Не в реальности, не в исторической истине!.. И 
ещё раз жреческий инстинкт иудея учинил то же великое преступление над историей,
 — он просто вычеркнул вчера, позавчера христианства, он изобрёл историю 
первого христианства. Даже более: он ещё раз извратил историю Израиля, чтобы 
представить её как предварительную историю для своего дела; все пророки 
говорили о его «Спасителе»... Церковь извратила позже даже историю человечества,
 обратив её в предысторию христианства... Тип Спасителя, учение, практика, 
смерть, смысл смерти, даже то, что было после смерти, — ничто не осталось 
неприкосновенным, ничто не осталось даже напоминающим действительность. Павел 
просто переложил центр тяжести всего того бытия за это бытие — в ложь о 
«воскресшем» Иисусе. В сущности, ему не нужна была жизнь Спасителя — ему нужна 
была смерть на кресте и кое-что ещё... Поистине, было бы явной niaiserie со 
стороны психолога доверять Павлу, родиной которого была столица стоического 
просвещения, когда он выдавал за доказательство посмертной жизни Спасителя 
галлюцинацию, или доверять хотя бы даже его рассказу, что он имел эту 
галлюцинацию: Павел хотел цели, следовательно, он хотел и средства... Во что не 
верил он сам, в то верили те идиоты, среди которых он сеял своё учение. — Его 
потребностью была власть; при помощи Павла ещё раз жрец захотел добиться власти,
 — ему нужны были только понятия, учения, символы, которыми тиранизируют массы, 
образуют стада. Что единственно заимствовал позже Магомет у христианства? 
Изобретение Павла, его средство к жреческой тирании, к образованию стада: веру 
в бессмертие, т. е. учение о «Суде»...
43
Когда жизненный центр тяжести переносят из жизни в «потустороннее» — в ничто, 
то тем самым вообще лишают жизнь центра тяжести. Великая ложь о личном 
бессмертии разрушает всякий разум, всякую естественность в инстинктах; всё, что 
есть в инстинктах благодетельного, что способствует жизни, ручается за будущее, 
— возбуждает теперь недоверие. Жить так, чтобы не было более смысла жить, — это 
становится теперь «смыслом» жизни... К чему дух общественности, к чему ещё 
благодарность за происхождение и предков, к чему работать вместе, к чему 
доверять, к чему способствовать общему благу и иметь его в виду?.. Всё это 
«соблазны», всё это отклонения от «истинного пути» — «единое есть на потребу»...
 Чтобы каждый, как «бессмертная душа», был равен каждому, чтобы в совокупности 
всего живущего «спасение» каждой отдельной единицы смело претендовать на 
вечность, чтобы маленькие святоши и на три четверти чокнутые смели воображать, 
что ради них постоянно нарушаются законы природы, такое беззастенчивое 
возведение всякого рода эгоизма в бесконечное, в бесстыдное, надо клеймить 
презрением в полной мере. И однако же, христианство обязано своей победой 
именно этому жалкому тщеславию отдельной личности, — как раз этим самым оно 
обратило к себе всех неудачников, настроенных враждебно к жизни, потерпевших 
крушение, все отребья и отбросы человечества. «Спасение души» по-немецки: «мир 
вращается вокруг меня»... Яд учения «равные права для всех» христианство 
посеяло самым основательным образом. Из самых тайных уголков дурных инстинктов 
христианство создало смертельную вражду ко всякому чувству благоговения и 
почтительного расстояния между человеком и человеком, которое является 
предусловием для всякого повышения и роста культуры, — из ressentiment масс оно 
выковало главное орудие против нас, против всего благородного, радостного, 
великодушного на земле, против нашего счастья на земле... «Бессмертие», 
признаваемое за каждым Петром и Павлом, было до сего времени величайшим и 
злостнейшим посягательством на аристократию человечества… — И не будем низко 
ценить то роковое влияние, которое от христианства пробралось в политику! Никто 
теперь не имеет более мужества заявлять об особых правах, о правах господства, 
о чувстве почтения к себе, к другому, нет более пафоса дистанции... Наша 
политика болеет этим недостатком мужества! — Аристократизм настроения ложью о 
равенстве душ погребён окончательно; и если вера в «право большинства» делает 
революции и будет их делать, то нельзя сомневаться в том, что это — 
христианство, христианские суждения ценности, которые каждая революция только 
переводит в кровь и преступление! Христианство есть восстание всего 
по-земле-пресмыкающегося против того, что над ней возвышается: Евангелие 
«низших» унижает... 
44
— Евангелия неоценимы, как свидетельства уже неудержимой коррупции внутри 
первых общин. То, что позже Павел с логическим цинизмом раввина довёл до конца, 
было лишь процессом распада, начавшегося со смертью Спасителя. — При чтении 
этих Евангелий нужно быть как можно более осторожным: за каждым словом 
встречается затруднение. Я признаюсь, — и меня поддержат — что именно этим они 
доставляют психологу первостепенное удовольствие, — как противоположность