|
Что "глупая женщина с добрым сердцем стоит высоко над гением", это звучит
весьма учтиво -- в устах гения. Это его любезность, -- но это и его смышленость.
168
Когда мы прельщаемся собой и не в силах больше любить себя, то следует в
порядке профилактики посоветовать любовь к ближнему: в той мере, в какой
ближние мигом вынудят нас /уверовать/ в то, что и мы "стоим любви".
169
Непрерывно упражняясь в искусстве выносить всякого рода ближних, мы
бессознательно упражняемся выносить самих себя, -- что, по сути, является самым
непонятным достижением человека.
170
"Возлюби ближнего своего" -- это значит прежде всего: "Оставь ближнего
своего в покое!" -- И как раз эта деталь добродетели связана с наибольшими
трудностями.
171
Я не понимаю, к чему заниматься злословием. Если хочешь насолить
кому-либо, достаточно лишь сказать о нем какую-нибудь правду.
172
Даже когда народ пятится, он пятится за идеалом -- и верит в некое
"вперед".
173
Только человек сопротивляется направлению гравитации: ему постоянно
хочется падать -- /вверх/.
* 5. ИСКУССТВО И ХУДОЖНИК *
174
Женщина и гений не трудятся. Женщина была до сих пор величайшей роскошью
человечества. Каждый раз, когда мы /делаем/ все, что в наших силах, мы не
трудимся. Труд -- лишь средство, приводящее к этим мгновениям.
175
Мое направление в /искусстве/: продолжать творить не там, где пролегают
/границы/, но там, где простирается /будущее человека/! Необходимы образы, по
которым можно будет /жить/!
176
Красота /тела/ -- слишком /"поверхностно"/ понималась она художниками: за
этой поверхностной красотой должна была бы воспоследовать красота всего
строения организма, -- в этом отношении высочайшие образы /стимулируют
сотворение прекрасных личностей/: это и есть смысл искусства, -- кто чувствует
себя пристыженным в его присутствии, того оно делает /недовольным/, и охочим до
творчества того, кто достаточно силен. Следствием /драмы/ бывает: "И я хочу
быть, как этот герой" -- стимулирование творческой, обращенной на нас самих
силы!
177
/Умолканье/ перед прекрасным есть глубокое /ожидание/, /вслушивание/ в
тончайшие, отдаленнейшие тона -- мы ведем себя подобно человеку, который весь
обращается в слух и зрение: красота имеет /нам нечто сказать/, /поэтому/ мы
/умолкаем/ и не думаем ни о чем, /о чем мы обычно думаем/. Тишина, присущая
каждой созерцательной, терпеливой натуре, есть, стало быть, некая /подготовка/,
/не больше/! Так обстоит со всякой контемпляцией: эта утонченная податливость и
расслабленность, эта гладкость, в высшей степени чувствительная, уступчивая в
отношении нежнейших впечатлений.
А как же /внутренний покой/, /чувство удовлетворенности/, /отсутствие
напряжения/? Очевидно, здесь имеет место некое весьма /равномерное излияние
нашей силы/: мы как бы /приспосабливаемся/ при этом к высоким колоннадам, по
которым мы бродим, и сообщаем своей душе такие движения, которые сквозь покои и
грацию суть /подражания/ тому, что мы видим. Словно бы некое благодатное
общество вдохновляло нас на благородные жесты.
|
|