позитивное, вначале не существует ничего более позитивного, чем то, что мы 
имеем перед собой в непосредственном созерцании. 
   Таким же образом приходит к нам вообще все духовное, конечно-духовное, 
исторически-духовное; этот образ внешней духовности и открывающейся духовности 
позитивен именно таким образом. 
   Более высокое и более чистое духовное есть нравственное, законы свободы. Но 
по своей природе это не такое внешне духовное, не нечто внешнее, случайное, а 
природа самого чистого духа, но оно тоже приходит к нам извне, прежде всего 
путем обучения, воспитания, учения,— тут нам дается, показывается, что оно 
имеет значимость. 
   206 
   Гражданские законы, законы государства, точно так же суть нечто позитивное, 
они приходят к нам, существуют для нас, имеют значимость, они существуют не так,
 что мы можем их оставить, пройти мимо них, но так, что в этой своей внешности 
они должны быть также и для нас, должны быть субъективно чем-то существенным, 
субъективно обязательным. 
   Если мы постигаем, познаем, находим разумным тот закон, согласно коему 
преступление наказывается, он не есть для нас нечто существенное в том смысле, 
что имеет силу для нас потому, что он позитивен, потому что это так есть, но он 
имеет силу также и внутренне, оп есть нечто существенное для нашего разума, 
потому что он внутренне разумен. 
   То, что он позитивен, отнюдь не лишает его — по самому его характеру — 
разумности, отнюдь не препятствует тому, чтобы он был нашим собственным. Законы 
свободы всегда имеют позитивную сторону, сторону реальности, внешности, 
случайности в своем проявлении. Законы должны быть определены, уже в 
определение качества наказания привносится момент внешнего, а тем более в 
определение количества. 
   При определении наказания позитивное не может отсутствовать, оно совершенно 
необходимо; это последнее определение непосредственного есть нечто позитивное, 
[но] оно не есть разумное. Например, для наказания решающим является круглое 
число; с помощью разума невозможно решить, что здесь было бы абсолютно 
справедливым. То, что позитивно по своей природе, лишено разума: оно должно 
быть определено и определяется таким образом, что не имеет или не содержит в 
себе ничего разумного. 
   В религии откровения необходима также и эта сторона; поскольку здесь имеет 
место историческое, внешним образом являющееся, постольку здесь налицо также и 
позитивное, случайное, которое может быть таким-то или таким-то. Это, 
следовательно, имеет- место также и в религии. Позитивное всегда наличествует 
из-за внешности, из-за явления, которое тем самым положено. 
   Однако следует различать позитивное кап таковое, абстрактно-позитивное и 
позитивное в форме свободы и в качестве закона свободы. Закон свободы должен 
иметь силу не потому, что он есть, а потому что он есть определение самой нашей 
разумности; если он сознается как 
   207 
   такое определение, то он не есть уже нечто позитивное, просто значимое. 
Религия во всем содержании ее учения тоже выступает позитивно, но она не должна 
такой оставаться, она не должна быть делом простого представления, простоя 
памяти. 
   Если иметь в виду подтверждение истинности религии, то позитивное состоит в 
том, что внешнее должно свидетельствовать об истине религии, должно 
рассматриваться как основание истины этой религии. Это подтверждение имеет иной 
раз форму позитивного как такового — таковы чудеса и свидетельства; они должны 
доказать божественность открывающего себя индивидуума или засвидетельствовать, 
что этот индивидуум учил тому или иному. 
   Чудеса — это чувственные изменения, изменения в чувственном, которые 
воспринимаются, и это восприятие само является чувственным, ибо касается 
чувственных изменений. В отношении этого позитивного, чудес, мы выше уже 
отметили, что хотя для людей, доверяющих прежде всего чувственному, это и может 
служить подтверждением, но это только начало, это недуховное подтверждение, 
посредством его не может быть подтверждено духовное. 
   Духовное как таковое не может быть подтверждено недуховным, чувственным. 
Главное в отношении чудес состоит, таким образом, в том, что мы оставляем их в 
стороне. 
   Рассудок может пытаться объяснить чудеса естественным образом, приводя самые 
правдоподобные доводы, то есть держась за внешнее, за события как таковые и с 
этой точки зрения отвергая их. Основная точка зрения разума в отношении чуда 
состоит в том, что внешнее не может служить подтверждением духовного, ибо 
духовное выше внешнего, оно может быть удостоверено только самим собой и в 
самом себе, утверждено только собой и в самом себе. Это есть то, что может быть 
названо свидетельством духа. 
   Это даже высказано в истории религии: Моисей совершает чудо перед фараоном, 
египетские маги совершают то же; тем самым уже сказано, что чудо не имеет 
большого значения. Но самое главное, что Христос сам говорит: «придут многие, 
кто будет делать чудеса именем моим, я их не признал» 68. Здесь он сам 
отвергает чудо в качестве истинного критерия истины. Это — главное, и этого 
следует держаться: нас не интересует ни удостоверение 
   208 
   посредством чуда, ни отрицание чуда и нападки на него — истинным является 
свидетельство духа. 
   Последнее может быть многообразным, оно может быть неопределенным, общим,