человека, а дух, субъективное знание о духе как таковом становится :истинным 
проявлением бога, только тогда чувственность становится свободной, то есть она 
больше не связана с богом, но обнаруживается как несоответствующая его образу; 
чувственность, непосредственная единичность пригвождается к кресту. Однако в 
процессе этого превращения оказывается также, что это освещение (Еntдuвierung) 
бога, принятие им человеческого образа, есть лишь одна сторона божественной 
жизни, ибо это освещение и явление себя принимается назад Единым, который, 
таким образом, впервые выступает как дух для мысли и для общины, а отдельный, 
существующий, действительный человек снимается и полагается в боге как момент, 
как одна из ипостасей бога. Только тогда человек, как этот человек, впервые 
выступает как сущий истинно в боге; явление божественного становится абсолютным,
 и сферой его проявления становится сам дух. В этом процессе божественной жизни 
равным образом содержимся как представление иудейской религии, что бог по 
существу есть толь - 
   148 
   ко для мысли, так и чувственность, представленная в прекрасном образе 
греческих богов, и оба этих момента, как снятые, освобождены от своей 
ограниченности. 
   На той ступени, где божественное для своего существенного изображения еще 
нуждается в чувственном, это божественное выступает как множество богов. Для 
такого множества характерно то, что необходимость представляется как простая 
рефлексия в себя; но эта простота ость лишь форма, так как материал, в котором 
она изображается,— это еще нечто непосредственное, природное, не абсолютный 
материал—дух. Следовательно, то, что здесь изображено, не есть еще дух как 
таковой; скорее, духовное наличное бытие обгоняет сознание содержания, ибо 
последнее еще не является духом. 
   С.Культ 
   Культ здесь представляет собой нечто очень многослойное. По своему 
определению культ есть то, благодаря чему возвышается эмпирическое сознание и 
человек познает и чувствует присутствие в нем божественного и свое единство с 
божественным. Если произведение искусства является самооткровением бога, а 
творческая деятельность человека выступает как полагание этого откровения 
посредством снятия его особенного знания и особенной воли, то, с другой стороны,
 в произведении искусства присутствует также снятое бытие человека и бога, как 
чуждых друг другу. Полагание того, что произведении искусства выступает в себе,
— это и есть культ; поэтому он представляет собой отношение, посредством 
которого снимается внешняя объективность бога по отношению к субъективному 
знанию и устанавливается тождество обоих. Тем самым, следовательно, снимается 
внешнее наличное бытие божественного как оторванное от наличного бытия в 
субъективном духе, и благодаря этому бог погружается в субъективность. Всеобщий 
характер этого культа состоит в том, что субъект по существу утверждает своего 
бога. 
   Моментами культа являются: 
   а. Настроение 
   Боги признаны, почитаемы, они являются субстанциональными силами, 
существенным содержанием природного и духовного универсума, всеобщим. Человек 
признает эти всеобщие силы, изъятые из сферы случайного, потому что он есть 
мыслящее сознание, следовательно, мир существует для него уже не внешним, 
случайным, а истинным образом. Так, мы уважаем долг, справедливость, науку, 
политическую и государственную жизнь, семейные отношения; они являются чем-то 
истинным, представляют собой внутренние узы, связующие мир, нечто 
субстанциальное, в чем существует все остальное, нечто значимое, что 
единственно может устоять против случайности и самостоятельности, действующей 
вопреки ему. 
   Это содержание есть также нечто объективное в истинном смысле, то есть нечто 
В себе и для себя значимое, истинное не во внешнем объективном смысле, но также 
и в субъективности. Содержание этих сил есть нечто подлинно нравственное в 
людях, их нравственность, их наличная и значимая сила, их собственная 
субстанциальность и существенность. Поэтому греки — самый человечный народ: все 
человеческое здесь утверждено, оправдано, развито и имеет меру. 
   Эта религия вообще является религией человечности, то есть конкретный 
человек присутствует в своих богах со всем тем, что он есть, со своими 
потребностями, склонностями, страстями, привычками, со своими нравственными и 
политическими определениями, со всем тем, что для него ценно и существенно. 
Иначе говоря, его бог обладает содержанием благородного, истинного, являющегося 
в то же время содержанием конкретного человека. Эта человечность богов 
составляет недостаток греческой религии, хотя она очень подкупает. В этой 
религии пет ничего непонятного, непостижимого; в боге нет такого содержания, 
которое не было бы знакомо человеку, которое он не находил бы в себе самом, не 
знал бы. Доверие человека к богам есть в то же время его доверие к самому себе. 

   Паллада, сдерживающая взрыв гнева Ахилла,— это его собственное благоразумие. 
Афина — это город Афины и также дух этого парода, но внешний, 
покровительствующий дух, а живой, настоящий, действительно живущий в народе, 
имманентный индивиду дух, который в своей существенности представлен в виде 
Паллады. 
   Эриннии — это не фурии, представленные как нечто внешнее, это собственное 
деяние человека и сознание того, что его мучит, терзает, поскольку он сознает 
это 
   150